Количество возбужденных уголовных дел за «экстремистские преступления» — 19 тысяч

— Как выглядят масштаб и глубина репрессий в последнее время, какие закономерности и тенденции можно отметить?

— Правозащитный центр «Весна» ежемесячно выпускает обзор ситуации за прошедший месяц. Исходя из данных, которые мы получаем, репрессии имеют высокий уровень и более или менее стабильный характер, меняется только содержание и соотношение между видами этих репрессий.

В какое-то время фиксируется больше так называемых экстремистских «преступлений», в другие недели больше приговоров выносится за выражение мнений, в какие-то — за участие в протестах. Статистика меняется, но по сути уровень репрессий, который был задан после августа 2020 года, остается стабильно высоким.

Я бы предостерег от того, чтобы делать выводы на основе данных за короткие периоды времени. Часто эти показатели меняются просто по причинам, не связанным с уровнем репрессий. Бывает, что власти прилагают усилия, чтобы ограничить доступ к информации правозащитным структурам. Или в какие-то дни происходят рейды и задержания людей по административным статьям, а затем могут происходить процессы привлечения к ответственности уже по уголовным делам.

— Одна из относительно новых тенденций — когда политзаключенные (такие как Полина Шарендо-Панасюк или Юрий Зенкович) под давлением были вынуждены давать интервью пропагандистским каналам, но после этого их не освобождали, а наоборот, наказывали или даже добавляли срок, как Зенковичу. Раньше после таких интервью людей освобождали, это было частью сделки. Для чего власти делают это сейчас?

— Я не могу рассуждать от имени репрессивного аппарата и пытаться вжиться в их мышление, найти какую-то логику. Хотя, по сути, эта логика, очевидно, есть.

Если проанализировать недавние освобождения по помилованию, то значительная доля — это люди, которых по гуманитарным причинам должны были выпустить на свободу. Они не могли оставаться в колониях, это доставляло им дополнительные страдания, помимо самого факта лишения свободы и жестких условий, которые создаются для всех политзаключенных. Я говорю, например, о пожилых людях, людях с серьезными заболеваниями, многодетных родителях. Таких была практически треть из освобожденных.

Часть освобожденных, возможно, выполнила те условия, которые ставили перед ними власти. Другая часть — это те, кто, возможно, случайно не попал в поле зрения администрации и не имел многочисленных взысканий, которые сопровождают содержание в колониях практически каждого политзаключенного, — их тоже освободили. Некоторым из них оставалось находиться в колониях месяц, некоторым больше. Кто-то из них тоже участвовал в пропагандистских фильмах.

Здесь как раз можно понять логику властей. Требования о выпуске этих заключенных по гуманитарным причинам предъявлялись самыми разными субъектами, правозащитниками и международными структурами. Их освобождение было разбавлено определенным количеством новых осужденных. Очевидно, чтобы можно было сказать: это не вы нас заставили, это наша собственная идея, которую мы так реализовали.

— В обществе продолжается большая дискуссия о том, что можно сделать, чтобы добиться освобождения политзаключенных, на какие уступки можно теоретически пойти. Минский режим уже «назначил» определенных лиц, которые являются спикерами в этом вопросе от властей — Юрий Воскресенский, Роман Протасевич. Стоит ли вступать с ними в контакт, может ли это принести какой-то результат?

— Освобождение этих 115 человек — очень важный факт: и «Весна», и все правозащитники приветствуют их освобождение. Но нужно понимать, что за это время, за три месяца, новыми политзаключенными признаны 161 человек.

Таким образом, освобождение 115 человек — это очень небольшая уступка со стороны режима, потому что у них есть сегодня неисчерпаемый источник для пополнения этого «запаса».

Я не очень часто привожу данные, о которых сейчас скажу, потому что ими часто манипулируют обе стороны. Однако количество уголовных дел, возбужденных по факту так называемых экстремистских преступлений, составляет 19 тысяч. Это означает, что у властей есть «запас» тысяч людей только по уже возбужденным делам. Единственное, что их может немного сдерживать — это срок давности, который, например, по событиям протестной осени 2020 года заканчивается осенью следующего, 2025 года.

Теперь о Протасевиче и Воскресенском. Обе фигуры — это бывшие политзаключенные, которые имели опыт лишения свободы и, вполне возможно, жесткого обращения. Пока они находятся в таком уязвимом положении, я не склонен их критиковать.

Но я также не склонен рассматривать их как субъектов, с которыми нужно вести переговоры, чьи действия следует обсуждать. Случай Протасевича значительно сложнее, как мне кажется. Что касается Воскресенского, то я опасаюсь, что когда-нибудь он примерит на себя роль правозащитника.

Я в целом отказываюсь воспринимать его как посредника между режимом и другими субъектами (включая демократические, правозащитные), потому что он не уполномочен ни одной, ни другой стороной быть посредником. Когда он излагает какие-то нарративы и пытается представить это как свое знание, для меня это ничего не значит, кроме как мнение Воскресенского.

— Режим начал преследовать людей, которые за пределами Беларуси участвовали в различных акциях. Сначала начали преследовать участников празднования 25 марта, теперь заявили, что начинают дела против участников акций, которые прошли в разных городах мира 9 августа. Ясно, что режим стремится остановить любую политическую активность белорусов даже за границей. Но нельзя ли рассматривать это как вмешательство во внутренние дела этих государств?

— Этим действиям дало определение литовское Министерство юстиции, когда обратилось с заявлением к прокурору Международного уголовного суда. Это называется «трансграничное преследование». И это в совокупности с де-факто депортацией — именно то, что просят расследовать прокурора Международного уголовного суда.

И белорусские власти, если они ввели эту практику, и особенно если будут ее продолжать, имеют очень хорошие шансы познакомиться с Гаагой. Возможно, физически не сразу, но я люблю приводить такой пример: Слободан Милошевич, очевидно, тоже не думал, где проведет остаток своей жизни. Но так сложилась его судьба. И вообще, судьба многих диктаторов похожа.

• 2
• 0
• 0
• 0
• 0
• 1
• 0
• 0