Волонтер Илья Миронов: Воды вечером вообще не давали пить

— Илья, расскажи, пожалуйста, как ты оказался в изоляторе в последний раз?

Илья Миронов: Последнее задержание произошло 21 ноября. До этого ко мне приходил инспектор по профилактике преступлений, но меня не было дома, так как я ездил в Минск, на концерт группы «Сектор Газа». По приезде из Минска, без всякой задней мысли, договорился с инспектором, зайдя в отделение после обеда.

Дал милиционерам на просмотр свой телефон, так как я ничего не собирался скрывать, поскольку был уверен в том, что ничего противоправного у меня нет. Но я ошибся. У меня была подписка, да уже давненько, лет десять, во «ВКонтакте» на группу «Мая краіна Беларусь» и пара репостов в личные сообщения со ссылкой на тг-канал «Вясна», на которую я даже не был подписан…

А что касается личной переписки, я до последнего был уверен, что ее могут проверять только с санкции прокурора. В отношении меня было составлено два протокола об административных правонарушениях: ст. 19.11 ч. 1 и ч. 2.

— Не уменьшилось ли у тебя желания заниматься общественной деятельностью после прессинга?

— Я как был волонтером, так и остался им, остался, несмотря на то, что больше года провел в тюрьме. Я с самого первого дня, даже не отдохнув несколько дней после выхода на свободу, продолжил заниматься тем, чем занимался до ареста и заключения в тюрьму.

А за год работы накопилось столько, что до сих пор, хоть и прошло уже больше месяца, не могу со всем разобраться. Так получилось, что я пока взял на себя большой кусок деятельности: мониторинг судов, написание писем солидарности, сбор продуктово-вещевых передач, не говоря уже об информационной и правозащитной деятельности…

А гражданское общество? Оно осталась таким же. Только люди немного стали более осторожными и внимательными, хотя на самом деле остались такими же, какими и были — честными, солидарными, готовыми поделиться последним куском хлеба.

— Как к тебе относились милиционеры во время задержания?

— В Советском РОВД Гомеля, куда я пришел на беседу, как-то предвзято ко мне не относились. За последние несколько лет я уже более десятка раз побывал в его кабинетах, поэтому чувствовал себя как дома. Это, конечно, шутка. Я показал милиционерам телефон, на нем оказались так называемые экстремистские ресурсы, которые в принципе, видимо, у меня оставались с прошлого года, до моего ареста и доставки в тюрьму. Со мной толком не разговаривали. Я признал сразу, что это мои ссылки, надеясь, что мне не придется сидеть и все обойдется минимальным штрафом в 20—30 базовых…

Но в так называемом «стакане», ожидая транспорт для доставки в ИВС, провел много времени, более пяти часов. Уже за полночь, прибыв в изолятор, снова столкнулся, как я считаю, с нарушением своих конституционных прав в виде отсутствия постельного белья, полотенца и мыла, чего я был лишен, по моему мнению, в первый раз за все время.

В камере уже находился уголовник, который удивился такому отношению ко мне со стороны сотрудников ИВС, но предложил мне еды, питья, так как на ужин мы уже не успели, а еды мне не предложили.

Утром следующего дня в отношении меня состоялось судебное заседание, на котором присутствовала моя мама. Постановлением судьи Советского района Гомеля Лагуновича, был приговорен к 5 суткам административного ареста, после чего доставлен в эту же камеру, хату.

— Как изменились условия содержания в ИВС?

— Уже в ИВС столкнулся с тем, что условия ужесточились не только по сравнению с прошлым годом, но и даже с условиями СИЗО, в котором я провел 389 дней. Во-первых, при проверках, как дневных, так и вечерних, проверяющие относились к нам хуже, чем к уголовникам. И это касалось всего: как металлических наручников, которые застегивали на руки и которые иногда стягивали так, что становилось неприятно, дискомфортно. Нас выводили спиной к двери, при этом дергая и ставя «на растяжку». Во-вторых, питание, после того как договор на поставку еды был заключен с неким ИП, стало на порядок хуже. И воды вечером вообще не давали пить. Ни о каких двух литрах чистой воды, которые требуются организму, речи не могло идти. Также отказались от передачи полотенца. То же касалось продуктовых передач, которые принимались только по самому минимуму. Ну, и самое главное, что меня возмутило: камеры были однозначно переполнены. И там, где должны были располагаться двое, размещали пятерых, шестерых, из-за чего приходилось спать на столе, полу.

— Возможна ли хоть какая-то публичная деятельность в нынешней РБ? И зачем она?

— Можно и нужно! Я уже говорил и снова скажу, что наш путь не революционный, а эволюционный. Мы — белорусы, не украинцы, не прибалты и даже не поляки, хотя прожили с ними существенно длительный период времени. Но полякам понадобилось более 30 лет на то, чтобы поменять режим и то, по моему мнению, им удалось только из-за того, что в самом СССР начались существенные проблемы, которые вызвали перестройку и падение коммунистического режима. Возможно, если бы не это, то и Польше потребовалось бы больше времени. Поэтому только эволюция, только мирные преобразования и перемены, на что может потребоваться значительное время, но, на мой взгляд, это наш путь.

Начиная с 2020 года, произошла консолидация значительных масс, всех слоев, нашего гражданского общества. До этого были незначительные протесты, которые по ряду причин, как внешних, так и внутренних, не содействовали консолидации нации.

Общественная деятельность нужна. Она включает как информационно-просветительскую деятельность, направленную на изучение родного языка, истории и культуры, так и других (правозащитная, солидарность, оказание помощи тем, кто за решеткой) — все эти инициативы относительно безопасны, но они эффективны. Это все консолидирует гражданское общество, даже усиливает, вот что нужно делать и не только на словах, но и на деле, ежедневно, как трудно бы ни было.

• 8
• 0
• 0
• 1
• 0
• 1
• 2
• 0