«Я не согласен с термином раскол». Матвей Купрейчик — про милицейское прошлое, проститутку Ламбаду в отделе, ситуацию в «Байполе» и название «Белпол»
Матвей Купрейчик стал заметной медийной личностью после конфликта в объединении бывших силовиков «Байпол». Но сам он не согласен с тем, что его имя отождествляют со скандалом. В большом интервью «Нашай Ніве» он рассказывает о своем милицейском прошлом, про проститутку Ламбаду на «службе» его отдела, называет причины конфликта и объясняет, почему названием взяли «Белпол».
«Моей работой было разоблачение педофилов, сутенеров»
«Наша Ніва»: Какой у вас статус в «Белполе»? Вы там руководитель?
Матвей Купрейчик: я представитель организации, являюсь ее медийной личностью. Большая часть организации из соображений безопасности избегает публичности. Поэтому я — представитель «Белпол».
Публичным лицом я был с самого первого дня создания «Байпола». Регулярно появлялся в медийном пространстве. Поэтому нельзя воспринимать меня личностью, которую породил конфликт в «Байполе».
«НН»: Вы бывший сотрудник милиции. Где и кем вы служили?
МК: Я отучился в Академии МВД 5 лет. По окончании попал в управление по наркоконтролю и противодействию торговле людьми Минской городской милиции. Работал в отделе нравов.
Моей работой было разоблачение педофилов, сутенеров, проституток. Также выявлял каналы распространения детской порнографии в интернете.
Я считаю свою работу очень важной. У меня в то время были две племянницы и мне было важно понимать, что я их защищу от таких негативных явлений. Работал честно и закон не нарушал.
Уволился в звании старшего лейтенанта. Вместе с обучением в Академии отслужил в органах 8 лет.
Хорошо разбираюсь в компьютерах. Учился в университете информатики и радиоэлектроники по специальности инженер-программист, но не закончил его. Оставалось только сдать дипломную работу.
«НН»: Почему пошли в милицию и как, на ваш взгляд, складывалась ваша карьера?
МК: Мой отец служил в Департаменте охраны. Он уже на пенсии. С матерью вынужден был уехать из страны из-за репрессий.
Пойти в милицию был мой осознанный выбор.
В детстве я смотрел много фильмов про полицейских. Меня увлекала романтика розыскной работы, задержания криминальных авторитетов.
Карьера у меня складывалась хорошо. Сразу по окончании академии мне предложили пойти не на «землю», а в Главное управление Министерства внутренних дел по Минску.
Первые полгода было тяжело, так как не имел никакого опыта, но втянулся. Были и громкие задержания, хорошо ладил с людьми.
Например, участвовал и помог в разоблачении педофила, который производил детскую порнографию. Занимался он этим в Украине и Беларуси. В деле я был задействован как аналитик. Была информация, что он выезжал из Минска на красной легковой машине. Надо было определить, куда он ездит. Мне удалось вычислить это.
У меня были разработки об обнаружении каналов распространения детской порнографии в социальных сетях. По одной из них было возбуждено дело по 20 уголовным статьям.
«Кто-то из коллег донес на меня»
«НН»: Вы уволились во время протестов в 2020 году. Почему в это время решили уйти?
МК: 3 сентября 2020 года я написал заявление об увольнении.
С нашим отделом очень плотно сотрудничала проститутка с кличкой Ламбада. Ее имя Елена Кузьмина. Она приносила много информации. В январе 2020 года ее списали, так как она перестала быть полезной.
В мае 2020-го, когда задерживали Сергея Тихановского, в провокации против него участвовала Ламбада. Она была главной ее героиней.
Весь отдел обсуждал произошедшее в Гродно. Говорили: как так, она же сотрудничала с органами и тут вдруг появляется в городе, где не проживает. Тогда у меня что-то перещелкнуло. До этого я не интересовался политикой.
Для меня главной была работа. Когда же увидел сцену с провокацией против Тихановского, пришло понимание, что в стране происходит что-то не то.
«НН»: А как увольнялись?
МК: В середине июля в спортивном зале я получил травму и был на больничном почти 45 дней. На работу вышел 18 августа.
Тогда руководитель управления по наркоконтролю и противодействию торговле людьми Александр Сазонов (сейчас он работает в Министерстве внутренних дел) вызвал меня и еще двух сотрудников, которые тоже были на больничных, на идеологическую беседу. Он спрашивал у нас, может ли он стоять с нами в одном строю, можно ли на нас положиться.
Мы ему доказывали, что ненормально, когда бьют людей и спрашивали, почему так происходит.
Я записал тот разговор, и позже мы его выложили в канал «Байпол».
Сазонов заметил, что я для него ненадежный сотрудник. Поскольку меня долго не было на службе, я расспрашивал коллег, что происходит. Они мне рассказывали ужасные вещи: как на Окрестина пытали, избивали людей.
Я выступал против беззакония, так как считал, что применение насилия было неправомерным и безосновательным.
Кто-то из коллег донес на меня Сазонову. Он вызвал меня и заявил: раз я такой бэчэбэшник, то со мной будет разбираться по-особенному, мол, не долго тебе осталось.
После той беседы я связался со своим другом, который жил в Европе. В 20-х числах августа собрал документы на польскую рабочую визу и в ночь с 3 на 4 сентября 2020-го покинул страну.
«Не знаю, откуда такая жестокость у силовиков»
«НН»: Почему сотрудники силовых структур не стали на сторону протеста, хотя видели беззаконие, как считаете?
МК: Все сотрудники милиции знали, что усатый проиграл выборы. Те кто находился на участках видели фальсификации. Видели, сколько людей приходило голосовать с белыми лентами и сложили бюллетени гармошкой.
Очень много сотрудников присоединили к платформе «Голос». Даже из моего отдела.
Но была такая позиция у бывших коллег: у меня же кредиты, семья, дети, за обучение должен что-то платить.
Уже потом, когда я работал в «Байполе» и мы говорили с сотрудниками системы, которые хотели говорить, то они заявляли, что не видели организованного протеста, в нем не было силы и структуры. Если бы это все было, то перешли бы на сторону народа.
Сотрудники милиции прекрасно знали, что протест не проплачен. Понимали, что люди выходили протестовать, потому что видели, что происходит в стране.
Когда 100 тысяч людей стояли против стены омоновцев и если бы пошли на них, то силовики разбежались бы — в этом убежден. Усатый же тоже на вертолете убегать собирался, а когда увидел, что люди развернулись и пошли в другую сторону, то стал бегать с автоматом без рожка.
«НН»: Ну, ладно, кредиты, квартиры, семьи, но откуда у милиционеров такая жестокость, даже склонность к садизму?
МК: Главными палачами были сотрудники ОМОНа и ГУБОПиКа. Глава ГУВД Мингорисполкома Кубраков показывал подчиненным, как надо бить людей.
Однако, большое количество сотрудников никого не било и даже помогало людям.
Я не знаю, откуда такая жестокость. У нас была информация, что в Советском РУВД на тумбе стояла водка. После выпитого у сотрудников мутнеет разум, и тогда они могли бы делать, что угодно.
«НН»: Но все отделы милиции были превращены в пыточные.
МК: Я считаю, что был какой-то приказ.
Известно, что руководители Советского, Фрунзенского РУВД сами принимали участие в этом. И когда они показывали пример, то сотрудники, которые колебались, начинали то же делать с задержанными.
Это не нормально. Каждый сотрудник милиции работает для того, чтобы в стране царил закон. И выходит, что они забыли об этом.
«Напрягала непрозрачность»
«НН»: Вы были в группе офицеров, которые основали «Байпол». Это было в 2020 году. В вашем тогдашнем видении, чем организация должна была заниматься и оправдались ли ваши ожидания?
МК: Когда мы собрались, это было четыре человека:
Андрей Астапович, который инициировал создание «Байпол», Владимир Жигарь, Игорь Лобан и я, Матвей Купрейчик.
У нас был один компьютер и по одному мобильному телефону. Мы чуть не на коленках начинали это дело. Искали источники информации, людей, готовых с нами работать. Нам виделось, что домой мы вернемся скоро.
Первой нашей целью было составление проекта реформы МВД и создание профсоюза милиционеров для новой Беларуси.
Эти цели превратились в то, что мы проводили расследования, разоблачали преступные схемы режима, выявляли «сексотов». Способствовали введению санкций против карателей.
Работы было сделано много. На тот момент я был доволен, как у нас все выходило.
«НН»: Когда вы почувствовали недовольство происходящим в «Байполе»?
МК: Это началось, когда из организации начали уходить значимые для нее лица. Ушел Андрей Астапович, Игорь Лобан, затем Олег Талерчик.
«НН»: Что было не так?
МК: Напрягала непрозрачность в действии руководства. Но руководителя в «Байполе» никогда не было.
Когда мы создавали объединение силовиков, была договоренность, что в организации руководителей не будет. Были ответственные за направления деятельности и все решения принимались голосованием.
Руководство было самопровозглашенным. В организации всегда вставали вопросы, кто себя руководителем называет, а кто нет.
Организацию учредили четыре человека. Это была общественная организация объединения силовиков Беларуси «Байпол». Тот же Азаров присоединился к ней позже.
Фонд «Байпол» создавался в мае 2021 года только как техническая часть. Он должен был легализовать нас в стране нашего временного пребывания: аренда офиса, заключение трудовых договоров, проведение финансовых выплат, уплата налогов.
Азаров был назначен президентом этого фонда только для выполнения формальных функций. Такая должность требовала много бумажной работы. Никто не хотел заниматься ею. Все хотели бороться с режимом: проводить расследования, разоблачать преступников.
Со временем человек, который был поставлен для формальных функций, начал представляться руководителем «Байпол». В коллективе у него спрашивали, почему так говорит. Ответ был такой: это не я так сказал, а СМИ подписали.
С этого начались рабочие, имиджевые проблемы. Проблемы стали выплывать наружу.
Коллектив «Байпола» провел голосование и Азарова с Лупоносовым исключили.
Однако остался один момент. Юридических полномочий, чтобы исключить их из фонда, у нас не было. Поэтому они остались в нем.
Однако из объединения силовиков Беларуси мы их исключили.
«НН»: Много ли людей вынуждено было уйти из организации из-за недовольства обстановкой в ней?
МК: Никаких цифр не будет. В нашей команде более 10 человек.
Скажу, что эти люди с очень большим профессиональным опытом. Они имеют звания майоров и подполковников. Большинство из них непубличные личности.
Некоторых из них Светлана Тихановская, представители Объединенного переходного кабинета знают по совместной работе.
Почему «Белпол»?
«НН»: Чем вы занимались в «Байполе» до раскола?
МК: Я не согласен с термином «раскол» в «Байполе». Я уже объяснял, почему не раскол.
Уточню: чтобы дальше мы могли работать, нам нужно было изменить название, так как юридически название «Байпол» мы использовать не могли.
Поэтому назвались «Белпол».
В «Байполе» я занимался подготовкой видеорассследований, преступлений режима, проводил верификацию людей. Занимался медиауправлением. Была у меня работа с источниками внутри страны. И другими секретными задачами.
«НН»: Почему придумали такое название и как будете юридически оформляться?
МК: Приставка «Бай» появилась в советское время, когда название нашей страны писали как «Белоруссия». Отсюда была «BY».
Теперь, когда официальное название нашей страны «Беларусь», то таким сокращением должен быть «BEL». Поэтому в названии организации «BEL», а «POL» — полиция.
Мы будем открывать свой фонд, но у нас уже определено, что он будет существовать для выполнения административной работы. Фонд обеспечит нашу легализацию. Он не будет иметь никакого отношения к работе объединения силовиков Беларуси.
Все вопросы будут решаться только собранием всех членов и каждый будет иметь свой один голос.
«НН»: Можно ли было не доводить ситуацию в организации до публичного конфликта, а решить в рамках коллектива?
МК: 90 процентов членов, исключивших из состава организации трех людей, понимали, что нельзя допустить обнародования конфликта.
Мы письменно проинформировали Объединенный переходный кабинет. И пытались без публичного скандала урегулировать ситуацию.
Однако, господин Азаров вышел в паблики и начал это делать. Азаров выбрал тактику подавлять одного человека. Он считал, что я один и ничего не могу сделать.
«НН»: Минутку. Вы упомянули двух человек, а теперь говорите о трех. Можете ли назвать третьего человека, которого исключили из организации?
МК: Эта личность непубличная, поэтому — нет.
«НН»: Из ваших слов следует, что у вас с Азаровым были недоразумения?
МК: Он выбрал такую тактику, чтобы говорить об одном человеке, не показывая, что от него все ушли. Но 90 процентов организации вместе со мной и я вместе с ними. Мы одна команда.
Нам удалось сохранить костяк команды. Мы уже, как я сказал, присоединили Андрея Астаповича. Ведутся переговоры с бывшими сотрудниками об их возвращении в организацию.
«Белпол» — это объединение силовиков Беларуси. Ключевое слово — «объединение».
«НН»: А как складывались у вас с Александром Азаровым отношения? Было межличностное неприятие друг друга, это так выглядит?
МК: Без комментариев.
«Нам написали сотни людей, которые выражают доверие»
«НН»: Что происходило в организации после вмешательства Тихановской в конфликт?
МК: Тихановская не вмешивалась.
Мы попросили помочь нам, так как Азаров не приходил в офис. А поскольку он является представителем кабинета, то мы обратились туда за помощью.
Обратились также и к Светлане Тихановской.
12 июня в Варшаве было проведено совещание с ее участием, наших представителей и группы Азарова. Были достигнуты договоренности. Нам не все понравилось, но мы пошли на компромисс по нескольким вопросам. Был составлен протокол.
Протокол и договоренности не выполняются другой стороной. До сих пор ни один вопрос не решен из тех, которые были определены в договоре.
«НН»: А что не выполняется?
МК: Финансовая документация фонда, например, нам не представлена. Чтобы ее передать, не нужны большие усилия.
«НН»: Понимаете, что доверие к организации потеряно и вернуть его будет слишком сложно?
МК: Не согласен, что доверие к организации потеряно.
Нашей командой уже проведен ряд встреч со многими представителями демократических сил и различных структур. Нам написали сотни людей, которые нас поддерживают и выражают доверие.
В ближайшее время своей работой и конкретными делами мы покажем, что доверие имеет под собой основания.
Мы будем работать на благо народа Беларуси ради одной цели: уничтожения режима Лукашенко и возвращения демократии в Беларусь.
«НН»: Чем будет заниматься новая организация «Белпол»?
МК: «Белпол» не новая организация. Я уже говорил, что мы по юридическим причинам вынуждены были изменить название. Мы являемся правопреемником «Байпола». Мы только изменили название.
90 процентов состава осталось в организации. К нам присоединился Андрей Астапович, что свидетельствует о серьезных наших намерениях. Заниматься мы будем почти тем же, чем занимался ранее «Байпол».
Публичная часть — это видеорассследования, помощь по введению санкций, разоблачение преступлений режима Лукашенко.
Также будет непубличная часть, о которой мы не будем ничего говорить.
«С лицами, участвовавшими в репрессиях, нужно поступать по закону»
«НН»: Сообщения «Белпола» русскоязычные. Какое отношение у организации к белорусскому языку?
МК: Отношение нашей организации к родному языку положительное.
Почти все наши сотрудники очень хорошо владеют белорусским языком. И я с вами говорю по-белорусски.
Но надо сказать, что в нашей стране есть проблема: посты, расследования на белорусском языке смотрит не очень много людей. Эту проблему надо решать.
Основная наша задача — чтобы максимальное количество наших людей получало информацию и точно ее воспринимало. Для этого следует пользоваться и русским языком.
Мы планируем и будем публиковать часть наших расследований на белорусском языке.
«НН»: Какой видите Беларусь и силовые структуры после того, как закончится террор против общества? Что нужно делать с участниками репрессий?
МК: После обвала режима Беларусь должна стать суверенным, демократическим, европейским государством. В ней будут соблюдаться гражданские права и будет господствовать верховенство права и закона.
Что нужно делать с участниками репрессий? Это очень сложный и дискуссионный вопрос.
С лицами, которые участвовали в репрессиях и пытали людей, нужно поступать по закону. Виновные должны понести заслуженное наказание. Это обязательно.
Согласно законодательству, против них могут применяться различные меры: смертная казнь, которая сейчас есть в Уголовном кодексе страны, длительные сроки заключения, но может быть и амнистия.
Тем, кто участвует в репрессиях и рассчитывает на амнистию, нужно остановиться и перейти на сторону народа.
«НН»: О возвращении в Беларусь. Когда это может произойти?
МК: Это сложный вопрос.
Когда я только приехал в Польшу, то чемодан не распаковывал почти полгода. Каждый день просыпался и думал: вот-вот — и поедем домой. А оглядываясь, мы уже здесь почти три года.
Все мы хотим вернуться домой как можно скорее. Для этого нужно работать и работать. И не только тем, кто за границей, но и тем, кто в самой Беларуси. Должно быть понимание, что не только «Белпол» или кто-то еще приедет и освободит страну. Каждый должен участвовать в этом процессе.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬСмотрите также:
Хронология конфликта в «Байполе» — что за чем произошло
«Дык няўжо ж нам ніколі не склеіць, не сшыць BYPOL і BELPOL — дзве паловы мянтоўскай душы». Лучшие твиты недели
У кого сейчас данные белорусов, что писали в чат-бот плана «Перамога»?
Глупость или предательство? Комментарий «НН» о ситуации в «Байполе»
Станислав Лупоносов о Карпенкове, Кубракове, Тертеле и о том, как идентифицируют протестующих. Новый «Ток»
Комментарии