Алексиевич: Почему мы оказались в руках самой примитивной диктатуры, сложно ответить
Лауреат Нобелевской премии по литературе была вынуждена покинуть Беларусь в сентябре 2020 года. 14 января 2024 года она встретилась с читателями в Берлине, чтобы поговорить о диктатуре и революции, страшном настоящем времени, судьбе Родины и региона, пишет Pozirk.online.
Тоска по дому, который «в руках самой примитивной диктатуры»
Алексиевич призналась, что скучает по Минску и «очень страдает» из-за того, что уехала, а «многие из наших остались». По ее словам, люди внутри страны «переживают там сложные времена», а она чувствует себя виноватой за то, что не вернулась назад. Вместе с тем писательница не считает, что «правильный ответ» — «уехать [обратно] и сесть на Окрестина в тюрьму». «Но это все равно мучит, что ты здесь», — добавила она.
Уехавшим и оставшимся белорусам, убеждена писательница, нужно прекратить споры и взаимные обвинения: «У каждого своя судьба, каждый любит Беларусь, нужно как-то сохранить то, что можно».
Алексиевич подчеркнула, что Беларусь — ее родина. Она очень любит белорусов — «народ, который был все время угнетен; очень чистый, очень наивный, как ребенок».
«Я об этом вспоминала, когда была наша революция, — отметила литератор. — Женщины — все с цветами, в белых платьях. Все думали, что свобода — это праздник, так все шли. И потом <…> нас всех разогнали, многие уехали. Около 50 тысяч прошло через тюрьмы, полторы тысячи политзаключенных. <…> И какая-то беспомощность.
Те, кто жил в СССР, могут сказать, что они это испытывали в советское время: ты понимаешь, все знаешь, но все окутаны какой-то единой цепью, никто не может ничего сделать».
Почему мы оказались в руках самой примитивной диктатуры, сложно ответить.
В Минске Алексиевич жила рядом со Свислочью, в квартире, которую смогла приобрести на часть денег от Нобелевской премии.
«Я об этом всегда мечтала, поскольку мое детство прошло над рекой, — сказала она. — И я мечтаю когда-нибудь опять сделать то, что я делала по утрам, — выйти из дому и пройтись вдоль реки. Не смотреть на этих силовиков в ужасе, а видеть своих людей, которые идут спокойно, улыбаются. Не таких, каких показывает белорусское телевидение. Хотя большинство людей живет, как и жило. Какие-то новые хозяева жизни в ресторанах, такова жизнь… Я скучаю по дому».
Сегодня, считает литератор, ни у кого не вызывает вопросов тезис «Беларусь — это не Россия». «Посмотрите: молодежь носит вышиванки (хотя за это могут посадить), учит белорусский язык. Беларусь — это отдельное государство, притом что мы маленькая страна, мы все время под этой глыбой огромной русской. И очень трудно из-под нее выдраться», — отметила она.
Чувствуя себя белоруской, Алексиевич одновременно воспринимает себя «человеком мира», «космополитом в каком-то высоком смысле», «Когда я была в Чернобыле, где нельзя было сесть на траву, где цветут сады, где все это — смерть, но в каком-то совершенно незнакомом обличье, я не чувствовала себя белоруской или француженкой, или украинкой, я была представителем биологического вида, который может исчезнуть», — вспомнила она.
Земля «становится все меньше», потому, призналась писательница, ей ближе принцип «человек — человеку», а не «белорус белорусу белорус» (концепция взаимоотношений, наполнившаяся позитивным смыслом в 2020 году на волне широкой солидарности сторонников перемен).
В ожидании варваров
Сейчас Алексиевич работает над новой книгой — о нынешнем времени.
Черновое название «В ожидании варваров» она позаимствовала у автора одноименного стихотворения греческого поэта начала XX века Константиноса Кавафиса.
«Мы все сейчас как-то беспомощно застыли и все время рассказываем себе [про] страшную нашу жизнь, [приводим] примеры и ждем варваров», — сказала писательница.
Больше всего, по ее словам, в книге будет «о революции» 2020 года в Беларуси, «о нашей попытке».
«Несмотря на то, что все время говорили: «Пока мы не начнем жечь шины, мы не добьемся свободы», я была против крови, — подчеркнула Алексиевич. — Мой дом в центре города. Каждое утро я видела, какое количество военной техники шло в город. И я представляла, что если выйдут студенты (а первыми, конечно, выйдут молодые люди), то они будут все уничтожены».
Теперь белорусов и ее лично (в 2020 году литератор вошла в президиум Координационного совета по урегулированию политического кризиса) укоряют тем, что протест был мирным, когда «нужно было жечь шины и бросать коктейли Молотова».
«Наш народ в тот момент не был готов к коктейлям Молотова. Мы шли [на марши протеста] как на праздник, брали детей, даже домашних животных. Это было так красиво, так здорово», — сказала Алексиевич.
Мне казалось, что мы предлагаем другой вариант перемены жизни и власти — необязательно через кровь, что можно иначе. Но нет, нас очень быстро стащили на землю — и опять кровь.
Находить героев для новой книги писательнице нетрудно, поскольку «около миллиона белорусов за границей»: «Если я не могу поехать в Беларусь, то из нее приезжают люди, и я могу с ними встретиться».
«Проблема в идее. Собрать кучу кошмаров наших, коллекцию этих ужасов — это не то. Сегодня нужно на массу вопросов наново ответить, поэтому я так долго пишу эту свою книгу», — подчеркнула она.
Однако создавать ее, призналась писательница, тяжело, потому что «зверство человеческое, животное», которое «выползает», для нее «не только гадко», оно ее «парализует как человека».
«Я не знаю как с этим потом жить. Есть отчаяние. Утешиться нечем — зло достаточно хищная вещь.
Ты в это погружаешься и начинаешь изучать. Главное не сделать это так интересно, чтобы людей это зло не отталкивало, а, наоборот, показывало, как оно бездонно. Добро проще, о нем тяжелее писать», — призналась Алексиевич.
Как не раствориться в империи
По словам писательницы, многих белорусов сбивает с толку, почему она пишет книги на русском языке. «[Советская] идея говорила на русском языке, а я писала на русском», — объяснила она.
«И тогда, куда не приеду — в Киев, Ташкент, все говорили на русском языке, и это была правда времени, правда идеи, — продолжила Алексиевич. — Я бы даже не смогла писать на белорусском, потому что люди не говорили на хорошем белорусском языке, который теперь я часто слышу от молодых. Это не «наркомовка», а настоящий белорусский язык, но его мало кто знает».
На вопрос, как белорусам в стране и за ее пределами сохранить Беларусь в условиях тотальной русификации, «не дать раствориться в империи», Алексиевич посоветовала каждому «делать, что можно, свое маленькое дело».
«Как у святого Павла: «Иногда бывают дни, когда тебя не слышат, но горе мне, если я перестану проповедовать» (вольное изложение 1-го послания к Коринфянам, 9:16), — заявила писательница.
Нужно делать свое дело в меру своих сил. Не сопутствовать злу и не терять веру.
«В конце концов, есть дети, [нужно] их готовить и какие-то слова находить для них. Есть работа. Есть своя единственная жизнь, ее прожить — тоже много значит. Другого выхода нет. Нам сейчас очень сложно, потому что есть Украина, Израиль — мир горит со всех сторон», — добавила она.
«Все мы — соучастники, но сказать, что каждый виновен, я не могу»
Сегодня Беларусь и Россия, по словам автора, «опять оказались в гетто». «Мы <…> все-таки были открыты миру, много молодых людей ездило, училось [за границей], в этом была надежда, а сейчас она отброшена на пару десятков лет назад», — констатировала Алексиевич.
Рассуждая о развязанной РФ войне против Украины и соучастии Беларуси в этой агрессии, писательница показала себя сторонницей принципа индивидуальной ответственности за происходящее.
«[Можно сказать], что мы все — и я в том числе — виновны в том, что наши госпитали забиты русскими ранеными, что у нас полно военной техники, на наших аэродромах <…> русские самолеты, — сказала она. — Или когда в первое время ехали, мародерствовали русские войска, танки и бронетранспортеры были похожи на маленькие магазины. Они тащили холодильники, стиральные машины — все, что только могли. И, какой ужас, они продавали потом это на наших рынках в Беларуси — и белорусы покупали. Им (захватчикам с награбленным было разрешено отправлять все это в посылках, они на белорусских почтах это грузили и отправляли в Россию».
«В это страшное время нельзя, конечно, не признать, что все мы — соучастники, но вот так жестко сказать, что каждый виновен, я не могу. Я все-таки за личную ответственность», — подчеркнула лауреат Нобелевской премии.
Алексиевич полагает, что Беларусь и Россия «сами не смогут осудить своих преступников».
«В Германии [после Второй мировой войны] американцы помогли, мир помог судить этих преступников. Я думаю, что сама Германия долго не смогла бы это сделать, — отметила она. — Если оставить этот удел только русским и белорусам, [если] нам никто не поможет, то я боюсь, что это [будет] гражданская война. Это испытание нас еще ждет».
Украина, подчеркнула литератор, теперь в сложном положении. «Когда сейчас я встречаюсь здесь с украинцами… В каждой семье погибло несколько человек и осталось по одному ребенку», — сказала Алексиевич.
«[Это] не большая страна (Украина — самое большое по площади государство среди тех, что целиком находятся в Европе. — «Позірк»), а на нее навалилась такая огромная Россия и растерянность Европы и Америки. <…> Но украинцы защищают там свою родину, а что там защищают русские, я не знаю», — отметила она.
Страшное «сегодня»
Писательница обратила внимание на процессы трансформации РФ в «коммунистическую Россию», «Россию Сталина».
«Я приезжала в Москву и встречалась со своими друзьями, в газетах, журналах говорила обо всем этом, — вспомнила Алексиевич. — Они отвечали мне: «Светлана, это у вас [у власти] этот валенок колхозный, а у нас это (возвращение сталинизма) уже невозможно, необратимо. <…> Что мои друзья думали, когда за пару дней исчезло «Эхо Москвы»?
По словам лауреата Нобелевской премии, «сегодняшнее время пострашнее советского, потому что сегодня человек более страшен, чем тогда, когда были какие-то сдерживающие помыслы».
Оказалось, что становиться свободным — долгий процесс.
«Человек сидел в лагере, потом вышел за его ворота — и стал свободным. Нет, он ничего не знает [о том], как жить по-новому, вот и продолжает жить в лагере — по его законам», — отметила литератор.
К моменту развала советской системы, считает Алексиевич, никто, включая экономические и политические элиты, не был готов к «новому времени». Никто не знал, что можно предложить людям вместо коммунизма, о котором «были очень упрощенные представления».
«Мы о нем не размышляли, не отрефлексировали ни ГУЛАГ, ни большевизм. Оказались совершенно голыми перед новой реальностью. И она нам отомстила», — добавила писательница.
Комментарии