«Солдаты, участвовавшие в разгоне, разговаривали по-русски». Как расстреляли Площадь в Алматы

Утром 8 января президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев объявил грядущий понедельник днем траура. «В связи с многочисленными человеческими жертвами в результате трагических событий в ряде регионов страны президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев принял решение объявить 10 января 2022 года днем общенационального траура», — говорится в заявлении его пресс-секретаря Берик Уали.

В то же время официально власти говорят лишь о 18 погибших сотрудниках правоохранительных органов и 26 жертвах столкновений со стороны митингующих.

Гражданские активисты говорят о том, что жертв среди протестующих гораздо больше, и основная часть из них, судя по всему, погибла 5 января во время столкновений и расстрела лагеря митингующих на центральной площади Алматы 6 января.

Сибирь.Реалии поговорили с очевидцем и участником этих событий, одним из негласных лидеров протестующих, политическим активистом и правозащитником 64-летним Мейрханом Абдуманаповым.

— Каким образом и когда для вас начались протесты, в какой момент вы оказались на площади?

— Когда протесты только начались в Алматы, то есть 4 января, на площадь я попасть не смог. В Казахстане у силовиков распространен такой «превентивный» метод, в день любого митинга ко всем активистам приезжает полиция и блокирует их дома.

Если активист выходит на улицу — его моментально задерживают и отправляют в отделение. И там, не оформляя никаких документов, держат сутки, пока демонстрация или акция не закончится. А после отпускают без составления протокола. Как будто ничего не было.

Третьего числа утром к моему дому подъехало сразу четыре полицейских машины. Уехали они только поздней ночью, когда в Алматы уже начался кипиш. Впрочем, я узнал о том, что машин нет, только пятого, после того как проснулся и посмотрел в окно.

— Вы живете не в самом городе?

— Да, я живу в поселке Фабричном, расположенном где-то в 40 с небольшим километрах от Алматы. Как только я прочитал в интернете, что люди идут к площади Республики, я сразу попытался добраться до города. Но сделать это сразу мне не удалось. Город к тому времени уже оказался закрыт для въезда.

Все односельчане, которые работают в Алматы и утром отправились на работу, через пару часов были вынуждены вернуться домой, потому что их просто развернули. После обеда, уже после того, как власти отключили интернет, впрочем, сделать это оказалось проще. И я прорвался.

— Когда вы все-таки добрались до площади Республики, что вы увидели?

— Когда я добрался до площади, там было уже очень много людей, целое море, а акимат города, то есть администрация, горел. Я спросил: кто это сделал? Мне ответили, «неизвестные люди». «Нам нужно было, чтобы акимат был цел, чтобы сделать там штаб, — говорят. — Но какие-то люди под видом демонстрантов подожгли». Причем у поджигателей было все готово заранее, в том числе и горючее.

Потом остановить толпу было невозможно. Пошли захваты один за одним.

На площади, если смотреть на юг, с правой стороны перед акиматом находится офис телевидения «Казахстан-1». Я стал советовать использовать его, но очень скоро выяснилось, что и его тоже разгромили, зашли «молодчики», в ультимативной форме потребовали, чтобы их выпустили в эфир, им отказали, и провокаторы с битами и арматурами начали громить канал, разломав все оборудование.

С юга от площади есть еще один комплекс: «КТК», коммерческое телевидение, на него тоже уже успели совершить нападение. «Видишь дым? — говорят. — «КТК» тоже разбили, украли на миллион оборудования и подожгли».

— Кто были эти «молодчики»?

— Никто не знает. На площади было столько людей, что понять, кто именно чем занят, было невозможно, активисты и знакомые держались друг с другом, группами, но опознать, откуда пришла та или иная группа, было нельзя.

Причем события развивались стихийно. Единой организации не было. В какой-то момент на площади, например, не нашлось ни одного микрофона или громкоговорителя, чтобы можно было выступить.

Народ к акимату, бывшему дому правительства, съезжался не просто со всей Алматы, но и с соседних городов, каждый добирался самостоятельно. Каждая группа была занята собой, никто никого фактически не слышал и не слушал. Вокруг шум, гам, все радуются.

— Захват зданий вы наблюдали сами?

— Нет. Но мне тут же рассказали, что чиновники и полиция из акимата сбежали по подземным ходам, когда восставшие ворвались туда, там был даже выключен свет. Никого. В здании осталось лишь несколько солдат.

Еще пятого, когда люди шли до площади от улицы Момышулы и Абая, группа молодчиков 25—30 человек принялась громить витрины и переворачивать машины, полицейские стали стрелять резиновыми пулями, кидать светошумовые гранаты. И в дальнейшем полиция вела себя с людьми достаточно жестко.

Когда ребята, бывшие в акимате, сдались, некоторых из них избили, горячие головы, обозленные, но большинство ребят сами демонстранты успели защитить, сказав: «Не трогайте их, это наши ребята, просто они на службе».

Вообще, с разгромом телевидения, на мой взгляд, демонстрантов лишили средств связи. Кому-то очень хотелось нас выставить варварами.

— Что происходило дальше?

— Одновременно с этим по всему городу исчезла полиция. Они просто разошлись и заперлись по домам. Дав этим карт-бланш всяким проходимцам и уголовникам.

Дело в том, что, отключив интернет, власти парализовали не только банковские сервисы, СМИ, но и обычные городские службы.

Без интернета системы охраны и сигнализации во всех магазинах просто отключились — тогда-то мародеры и ринулись громить витрины и вытаскивать дорогую технику. Демонстрантам этого было не нужно.

— Все, что в дальнейшем происходило на площади, вы наблюдали сами?

— Да. Я приехал уже после всех захватов и оставался на площади до самого конца. Ночь с пятого на шестое выдалась тревожная. На месте осталась где-то десятая часть. Остальные разошлись по домам. Мы все ждали штурма, поэтому построили из заградительных щитков забор. Но ночного штурма так и не произошло.

— Когда произошло обострение?

— Примерно в 9 часов утра 6 января на площади со стороны улицы Фурманова — переименованной в улицу Нурсултана Назарбаева — появились военные грузовики, машины и несколько бронетранспортеров с пулеметами наверху. Оттуда вышли солдаты и по всему периметру с автоматами окружили площадь.

Тогда восемь человек, самых старших по возрасту, в том числе и я, от лица митингующих вышли к ним вперед, с белым флажком и поднятыми вверх руками, чтобы провести переговоры.

Когда мы перешли заградительные щитки, которыми ночью сами и оградили лагерь, в нас начали стрелять. Это были предупредительные выстрелы. Но рядом со мною крупный мужчина, лет за 50, то есть моложе меня, вдруг упал. Пуля ему попала в левое бедро. Мы к тому моменту уже отступили назад, в сторону заграждения. Но я не смог бросить раненного и вернулся. С трудом я его поднял и донес до заграждения, оттуда мы его уже отправили в больницу.

Стрельба прекратилась. Мы продолжили махать руками, предлагать переговоры. Нас через громкоговоритель предупредили по-казахски, чтобы мы не подходили. В итоге через минут 10 или 15 — видно, совещались — к нам вышел офицер. Дали знак, чтобы мы подошли к щиткам.

Он назвал свое имя и фамилию, которую я теперь не могу вспомнить. Командир и нас семеро. Он сказал: «Да, я все знаю, кто были те погромщики, это не из ваших. Вы можете продолжать демонстрацию, единственное условие: если окажутся случайно среди ваших вооруженные молодчики, вы их удалите сами, чтобы их не было, потому что если, не дай бог, среди моих солдат кого-нибудь они ранят, мы откроем ответный огонь — за последствия я не отвечаю».

Мы вернулись в лагерь. Из нескольких тысяч человек оружие оказалось только у пятерых. Насильно разоружить их мы не могли, вдруг они начнут сопротивляться, мы-то без оружия. Мы попросили их уйти, и они удалились.

— Как события развивались потом?

— С девяти утра до половины седьмого вечера все было спокойно. Днем в лагерь стали приходить сообщения: «Расходитесь. В город прибыло подкрепление: российские войска и части ОДКБ, белорусские, армянские и еще какие-то, они будут разгонять силой».

Только мне лично позвонило с таким советом пять человек. И каждый раз собеседник утверждал что информация «из достоверных источников». «Сегодня вечером или ночью будут стрелять на поражение».

Мы приняли информацию к сведению, но не поверили. Некоторые активисты, впрочем, в итоге все же ушли и увели людей, пришедших с ними. Например, старый оппозиционер Жасарал Куанышалин, которого мы собирались первоначально назначить главой штаба, он участвовал в утренних переговорах, или такой известный активист, как Жанболат Мамай. Он призывал уйти. Кажется, его за это потом побили.

— Сколько всего человек покинуло площадь?

— Я не знаю. Их сторонники стали уговаривать окружающих: «Тут будут стрелять, уходите». Но я ответил, что никуда не уйду, потому что это предательство. Как стемнело, в 18:30 или 18:40, на площади действительно появились бронетранспортеры с пулеметами. Сначала с восточной, потом с западной стороны. Стрелять они начали на поражение без предупреждения. Люди бросились врассыпную, я увидел, что некоторые упали.

Я сам видел своими глазами семь человек. Кого-то ранило в руку, кого-то в голову. Из них двоих мы смогли вывезти, раненых, а остальных нет. Двое девушек совсем молодых и один парень, они уже не подавали признаков жизни. Еще один пожилой, тяжелый, живой, я попытался его поднять, но не мог.

Пока я его пытался вытащить последнего, несколько пуль попали совсем рядом, чудом не зацепив, и мне пришлось оставить его. В 19:01 — вот у меня на телефоне вызов — я звонил с площади в скорую, чтобы те забрали раненых, которых мы не смогли вывести.

Под градом пуль мы вынуждены были покинуть площадь. По пути я увидел легковую машину. Там двое молодых ребят, один за рулем, второй рядом. Машина заведена, видно, они пытались на машине уехать, но лобовое и заднее стекло расстреляны, а парни мертвые уже, без признаков жизни.

Далеко от площади мы не стали уходить, спрятались во дворах. А через два часа вернулись посмотреть, забрала ли скорая раненых, про которых мы ей сказали. Их тела были на месте, то есть скорая так и не приехала. Сколько всего человек погибло только на площади, мы не знаем.

— Что было потом?

— Тут опять начали стрелять, и нам пришлось опять отступить. Теперь уже окончательно. Трубку скорая повторно уже просто не подняла. Солдаты были все без опознавательных знаков, в черной с ног до головы форме. Если утром к нам обращались только по-казахски, и на той стороне были наши, казахи, то тут через громкоговоритель мы слышали только русскую речь.

— Солдаты, участвовавшие в разгоне, говорили по-русски?

— Да. В этот раз к нам солдаты обращались только по-русски. И угрожающим тоном: «Освободите площадь, будем расстреливать». Ни слова по-казахски. Из чего мы сделали вывод, что это были российские войска. Как нас и предупреждали днем.

Второй раз мы приняли решение покинуть площадь через улицу Желтоксан, это с западной стороны от площади, и спустились до улицы Абая, пойдя по ней опять же в западном направлении.

Всю дорогу мы слышали гром выстрелов. За спиной. Кто и куда стрелял, мы не знали. На улице никого не было, только машины со скрученными номерами. Я так понимаю, это те, кто воровал бензин с заправок и лазил по магазинам. Но мы старались не заезжать на те улицы, где много супермаркетов.

Павялічыць

— В итоге вы покинули город?

— Нет. Покинуть город я не смог, когда мы достаточно быстро оказались на окраине, выстрелы стихли, ни мародеров, никого по пути лично мы не встретили. При въезде в микрорайон Калкаман, на западной окраине, дорогу перекрыли какие-то молодые ребята-казахи. Они стояли и не знали, ехать ли им в центр или тут ждать, что это были за парни, я не знаю, но никаких «бородачей», ваххабитов среди них не было.

Ночью в свой поселок попасть мне не удалось, транспорта не было, так что я отправился пешком к брату, который живет в городе. Все утро мне звонили знакомые, которые искали своих родственников, бывших на площади и переставших отвечать на телефоны. Асета Абишева, Бекена Бейсалиева и других.

Как мне рассказали, часть людей, бывших на площади, спрятались в бывшем кафе и сумели пересидеть там ночь. Утром они вышли оттуда с поднятыми руками, но расстреливать их уже не стали. Дали уйти с площади.

— Где вы сейчас?

— Сейчас, чтобы добраться до интернета, я возле границы с Кыргызстаном. Я говорю с киргизской сим-карты. Добрался сюда на попутке, поймал машину, по всей дороге стоят военные патрули, шмонают машины, ищут оружие, проверяют документы.

Все митинги в Казахстане имеют разрешительный характер, их нужно согласовывать за пять дней, а в том случае, если власти его не согласовали, участникам грозит по 488-й статье нашего кодекса 10—15 суток ареста. Или штраф. Эта статья давно стала стандартным репрессивным инструментом в руках властей.

Власти никогда не дают разрешения и всегда разгоняют. Вот и в этот раз еще до начала основных событий властям удалось «закрыть» многих местных лидеров и популярных активистов, так что к началу алматинских событий многие из них уже оказались под административном арестом, — сказал Мейрхан Абдуманапов.

По словам главного редактора алматинского издания Orda.kz Гульнары Бажкеновой, она с коллегами была вечером 7 января на площади Республики — уже после разгона лагеря протестующих. В интервью Сибирь.Реалии она сказала, что их съемочная группа хотела сфотографировать перевернутый автомобиль, но в этот момент на них двинулся военный «Хаммер» и из громкоговорителя раздалось предупреждение о том, что сейчас по ним откроют огонь. После чего Гульнара с коллегами быстро покинули площадь.

— Да, предупредили нас из громкоговорителя по-русски. Но надо сказать, что казахские силовики тоже часто обращаются к гражданам на русском. Молодые солдаты, срочники с юга, пожалуй, русский язык знают не так хорошо, а тут была чистая русская речь. Но ведь это мог быть и казахский офицер.

Я говорила с несколькими людьми, которые были на площади 7 января и присутствовали при разгоне лагеря. Никто из них не может точно сказать, чьи силовики это были — казахстанские или российские. Сегодня вот мы были на площади снова, и мой коллега видел, что там уже стояли войска ОДКБ, говорит, по нашивкам определил. Я бы не стала утверждать, что 7-го вечером лагерь разгоняли именно россияне.

Между тем еще 6 января генсек ОДКБ Станислав Зась заявил в интервью РИА, что силы Организации договора коллективной безопасности не будут принимать участие в разгоне демонстраций в Казахстане.

• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0