Почему власть именно сейчас решила усилить ответственность военных и чиновников за измену государству вплоть до расстрела?
Артем Шрайбман считает, что таким образом власть готовится к ситуации, когда ей придется вступать в войну.
Он говорит, что для него основной маячок, что введение расстрела за измену принимается в пакете с поправкой о дискредитации армии, которая является копией из российской нормы, притом что в белорусском уголовном кодексе был запрет на дискредитацию государства, при желании его можно было бы использовать и для критиков Вооруженных сил. «Но они решают подчеркнуть, что именно сейчас критиковать армию запрещено».
«Понятно, что за этим стоит именно военная логика», — считает он.
Шрайбман говорит, что это не значит, что режим уже принял решение вступить в войну.
«Я много раз говорил, что для белорусского режима есть множество причин воздерживаться от этой войны, и сам Лукашенко, мне кажется, понимает это. Но не все происходит по воле Минска.
И я так понимаю, что они считают этот исход вероятным или возможным просто по факту того, что война идет, война эскалируется, она может перекинуться на нашу территорию или Россия может таким образом спровоцировать военные действия, что они перейдут на белорусскую территорию.
И поэтому Лукашенко действует здесь на опережение. Еще раз: не значит, что он готовится к войне, но он готовится к ситуации, когда другого выхода у него не будет, и [Лукашенко считает, что для него] лучше, чтобы режим был к этому приспособлен лучше, чем путинский в феврале-марте 2022 года», — говорит аналитик.
Шрайбман считает, что главная цель новых законов — устрашение, а с точки зрения властей, устрашения много не бывает.
«Я не знаю, применили бы к Денису Ураду смертную казнь, если бы эта норма была тогда в законодательстве. Если бы была эпидемия подобных случаев, если бы надо было каким-то образом поток этих сливов прекращать, то могли бы. Так же, как они стреляли по ногам рельсовым партизанам — демонстративно, чтобы устрашить. И казнить они могли бы, чтобы устрашить», — пытается спрогнозировать аналитик, как часто власти могут использовать крайнюю меру наказания.
Он говорит, что уже не видит барьеров или страховок, чтобы белорусское государство не пришло в то же состояние, в котором находится египетский режим, иранский, сирийский, многие другие режимы, которые «поставили наказание политических оппонентов на поток и сделали из этого норму и практику в своих репрессиях».
«У меня нет иллюзии в отношении гуманности силовиков, которые сегодня отвечают за репрессии», — говорит он.
Как власти будут трактовать измену государству?
Шрайбман говорит, что до сих пор трактовали как некое общение с государствами, которые белорусская власть считает врагами — с Западом, с Украиной; некоторых журналистов обвиняли именно в измене государству — Катю Андрееву, Дениса Ивашина.
«То есть, по мнению властей, нельзя обсуждать какие-то деликатные вещи с иностранным государством, даже если ты никаких секретов не слил. Сам факт того, что ты что-то обсуждал, может быть, какие-то советы давал или, наоборот, получал, уже считается достаточным», — говорит Шрайбман.
То есть в Беларуси уже была очень широкая трактовка «измены государству», которую удобно было использовать для репрессий.
«А как это будет дальше, особенно в случаях, на которые, я так понимаю, это и рассчитано, — войны — я не знаю, это непредсказуемо. Белорусская власть умеет расширять свои же собственные законы довольно безразмерно», — говорит аналитик.
Кроме того, теперь при подозрении в шпионаже и измене государству человека смогут держать до предъявления обвинения до 20 суток, а не 10, как было раньше. Шрайбман говорит, что это сделали, чтобы облегчить работу силовикам.
«За 20 суток можно выбить из человека больше признаний, придумать какие-то новые уголовные дела, если не получается натянуть на глобус измену государству», — считает он.
Как будет трактоваться дискредитация Вооруженных сил?
Шрайбман обращает внимание, что в России это трактуется максимально широко, дискредитацией считается не только любая критика армии, но даже фраза «Нет войне».
«Белорусская власть, я так понимаю, исходит из того, что не бывает много репрессивных законов: чем больше, тем лучше. Чем больше люди будут бояться делать что-то, что не нравится власти, тем лучше, даже если каждая конкретная новая норма ничего принципиально в стране не меняет», — говорит он.
Он рассказывает, что белорусские власти иногда ужесточают какие-то нормы, а потом ими не особенно пользуются, потому что другими пользоваться удобнее.
«Но если будет участие белорусской армии в войне, то, наверное, [закон о дискредитации] будут использовать гораздо шире просто потому, что это способ поддержания цензуры и способ поддержания общественной тишины на тему провала в армии в том числе», — считает он.
Будут ли протесты, когда белорусская армия вступит в войну?
Шрайбман говорит, что «это непредсказуемая материя».
«Мы не ожидали больших протестов и после начала войны, не ожидали, что есть что-то, что может сейчас белорусский народ вывести на улицы. Но тысячи людей протестовали 27 февраля, по крайней мере, тысяча была задержана. Я не могу однозначно сказать, когда наступит та черта, после которой все, энергии не осталось, страх доминирует.
Наверное, это зависит от силы раздражителя. Все-таки вступление своей армии в войну — это очень сильный раздражитель, учитывая, что мы знаем настроение в белорусском обществе, что никто не поддерживает почти эту войну. Поэтому я бы ожидал каких-то протестов (массовых, не массовых), но какие-то протесты, особенно в первые дни после этого решения, можно представить», — считает аналитик.
Есть ли у Путина еще рычаги, чтобы заставить Лукашенко вступить в войну?
Шрайбман говорит, что мы пока и не видели никакого использования рычагов и никакого принуждения Лукашенко к войне.
«Это популярный нарратив, что Путин Лукашенко заставляет, а Лукашенко как-то выкручивается. Мне кажется, это выдумки, никаких доказательств нет, что Путин хоть раз просил Лукашенко вступить в войну.
Это на уровне того, что у Путина Паркинсон, а у Лукашенко — рак».
Шрайбман говорит, что если просто посмотреть на баланс в отношениях двух стран, то все довольно очевидно: Беларусь тотально зависима от России во всех сферах, а зависимость в экономике и в военной сфере за последние годы выросла до рекордных объемов. Экономика сейчас завязана на Россию почти полностью, даже не столько как на рынок, сколько логистически. С военной точки зрения тоже все понятно — российские войска стоят в Беларуси. Поэтому рычагов у Путина множество.
«Мы не знаем, как Лукашенко будет на такое давление реагировать и есть ли у него способность отбиться от такого давления, и будет ли вообще Путин когда-нибудь с этим давить, мы этого тоже не знаем, это в тумане. Но я бы все свои деньги не поставил на то, что Лукашенко сможет бесконечно отбиваться, если его будут действительно к этому принуждать грубой российской силой», — говорит аналитик.
Полностью интервью смотрите здесь:
