Дмитрий Лаевский: Я сейчас фрилансер, так как не нашел постоянную работу в Беларуси
Бывший защитник Виктора Бабарико и Максима Знака Дмитрий Лаевский поделился с «Новым Часам», как и на что он живет последние полтора года, о кассе взаимопомощи репрессированным адвокатам, семье Пыльченко, где все лишены права на профессию, и перспективах на этом фоне.
По данным ресурса «Право на защиту», после президентских выборов 2020 года в силу разных механизмов профессию потеряло более 60 белорусских адвокатов. На прошлой неделе к ним добавилось еще девять имен. 10 защитников находятся под уголовным преследованием, часть из них — в тюрьме. Это значимые цифры, учитывая, что на 1 июля 2020 года в Беларуси работало всего 2 072 адвоката.
Среди них — бывший защитник Виктора Бабарико и Максима Знака Дмитрий Лаевский, которого в июле 2021 года исключили из коллегии адвокатов, после чего в августе 2021-го Минюст лишил лицензии. Он в Беларуси.
«Средства, которыми я владею сейчас, позволяют разве что поддерживать физическое существование»
— Что стало с вашим адвокатским бюро?
— Наше бюро юридически перестало существовать в январе 2022 года, когда была завершена процедура ликвидации. Какое-то время я еще арендовал офис как частное лицо, но потом закрыл, и с апреля этого года никаких бытовых напоминаний о бюро уже нет. Кроме отдельных вещей. Например, бак для воды. В декабре 2020 года на него была наклеена большая надпись «правовой дефолт», и он превратился в музыкальный инструмент. На этой стороне с нами записал песню адвокат Сергей Зикрацкий. Коллеги шутят, что цена этого предмета только растет со временем. У меня дома много таких артефактов.
После лишения адвокатского статуса я несколько месяцев продолжал работать в своем бюро как советник. А вот именно лишенным права на профессию в полной мере я почувствовал себя уже как ликвидатор бюро, ближе к концу 2021 года. То есть около года назад.
— Чем вы занимались в этом году?
— Как это ни странно прозвучит, я занимаюсь саморазвитием. Я сейчас углубленно изучаю права человека, потому что это универсальные знания.
Для обновления страны они будут иметь более важное значение, чем знание сегодняшнего белорусского законодательства, значительная часть которого будет изменена или отменена. Это направление нельзя назвать способом существования, скорее — инвестициями в будущее.
Также я работаю с международными инструментами защиты прав человека, в частности, с обращениями в Комитет по правам человека, в рабочую группу по произвольным задержаниям и другими. Работа с этими вопросами не требует лицензии. Занимаюсь аналитикой и исследованиями, правовым просвещением, например, объясняю, что происходит с правом и государством. И еще совершенствую свой английский язык.
— А чем вы зарабатываете?
— Для меня и моих коллег, которые вели политически мотивированные резонансные дела и потеряли лицензию, ситуация очень сложная. Открыть частную практику в сфере коммерческого права, к примеру, я не могу. С января 2023 года вступит в силу закон, согласно которому, чтобы получить лицензию на работу в сфере коммерческого права, нужно в Минюсте сдавать квалификационный экзамен и получать свидетельство об аттестации юриста. Трудно представить ситуацию, что в той самой квалификационной комиссии, которая недавно лишала меня лицензии, кто-то меня не помнит. Поэтому спектр моих возможностей невелик.
Также я столкнулся с ситуацией, когда, скажу сдержанно, не у всех, с кем я был бы готов работать, есть такая же готовность. Проще говоря, самоцензура и страх в обществе находятся на высоком уровне, и найти себе работу очень сложно. Поэтому я сегодня фрилансер, свободный художник.
— Примерно во сколько раз упал ваш доход по сравнению со временем, когда вы работали?
— Это может быть неожиданный ответ. Но в 2020-2021 годах мы огромное количество работы делали без гонорара или с небольшим гонораром. С учетом этого доходы получались совсем небольшие. Если сравнивать с 2019 годом, когда мы работали за деньги и были довольно успешными, то доходы упали во много раз.
Средства, которыми я владею сейчас, позволяют разве что поддерживать физическое существование. Не знаю, насколько правильно это озвучивать. Потому что у нас сегодня колоссальная проблема поиска адвокатов для некоторых клиентов. Возможно, услышав мои слова, кто-то будет еще больше бояться. Но зато я в гармонии со своей совестью, я в порядке. И это, на мой взгляд, весомый аргумент, чтобы не поступаться принципами профессии.
— Получается, что, работая 14 лет в адвокатуре, накопить финансовую подушку, которая позволит жить хотя бы год без профессии, сложно?
— Сбережения делать можно, если нет больших затрат, например, помощь кому-то из близких. Адвокатская работа позволяет зарабатывать. Но в моем конкретном случае накануне 2020 года больших резервов у меня не было. А в 2020-м и 2021-м мы хоть и были перегружены работой, но в силу моральных причин решили, что иногда будем делать ее бесплатно. Но с учетом ситуации в стране таких «иногда» получилось много.
— Берясь за защиту Виктора Бабарико и зная риск, вы не повышали коэффициент стоимости на свои услуги?
— Я, наверное, сейчас продемонстрирую себя как коммерчески не очень рационального человека, но условия договора на защиту Виктора Дмитриевича ничем не отличались от условий договоров с другими клиентами, мы работали по обычным для Минска ставкам. На эту тему я слышал много конспирологии и слухов, мол, нас завалили деньгами, но это не соответствует действительности. И если бы у меня не было чувства юмора, то я бы, наверное, обиделся на эти слухи. Очень сложно быть коммерчески успешным в условиях государственного террора, когда ты идеалист.
Не только мы так работали. Есть мнение, что адвокаты зациклились на деньгах. Но 2020 год показал обратное: несколько сотен квалифицированных и успешных адвокатов только в Минске работали по моральным соображениям бесплатно или за символический гонорар в один рубль. Значительная часть из них уже не имеет адвокатской лицензии. Часть из них была ее лишена, часть сама сдала. Около 12% адвокатов сами сдали лицензии.
«Не могу просто перевернуть страницу и стать юрисконсультом, который пишет договоры поставки»
— А почему некоторые адвокаты сдали лицензии добровольно?
— Потому что закрыли адвокатские бюро и надо было идти в юрконсультации, что для многих не подходит, потому что ты должен быть подконтрольным государству, потому что профессиональные права и инструментарий адвокатов в 2020 и 2021 годах были обесценены. Некоторые просто не смогли вынести человеческие страдания, которые наблюдали во время работы.
Значительная часть тех, кого лишили лицензии, кто не может работать в таких условиях, уезжает. И это больше проблема не адвокатов, а страны. Белорусская экономика как-то работает. А с правовым положением личности у нас полное фиаско. И чем дальше, тем больше люди и госинституты, призванные защищать права личности, забывают, что такое хорошо и что такое плохо. Госинституты работают эффективно, если там есть люди, исповедующие правильные ценности. Сейчас такие носители ценностей вымываются из профессии и даже из страны, и может так получиться, что, когда возникнет вопрос строить все заново, у нас не будет достаточно таких людей.
Адвокат — это единственная профессия, представители которой спорят с властью по поводу прав человека. И в 2020-2021 году адвокаты участвовали в этих спорах, рискуя профессией, тем самым отстаивая эти ценности. А теперь они уезжают.
— Но эти ценности остаются при людях, и они вернутся с ними в новую Беларусь.
— Кто вернется? Адвокат и юрист — профессии, очень привязанные к государству. Юристы закрепляются за границей не только в бытовом плане, но и профессионально, это очень длительный, сложный и затратный процесс. Поэтому трудно представить, что, проработав, скажем, 5 лет юристом за рубежом в международной компании, человек захочет снова все менять. Сегодня еще не патовая ситуация. Но если это продлится несколько лет, то люди останутся там. Я это вижу по разговорам с коллегами, которые уехали. А кто-то же должен остаться здесь, в Беларуси.
— Из ваших друзей больше адвокатов уехало или осталось?
— Наталья Мацкевич здесь. Все Пыльченко здесь. Максим Знак здесь, правда, в тюрьме. Большая часть остается. Но я знаю, какие настроения.
— Были ли у вас прямо совершенно критические ситуации?
— Да. В конце 2021 года остро стоял вопрос нехватки средств и вообще не было понимания, что делать.
— И что произошло, что помогло выкарабкаться?
— Со мной произошло неожиданное. Совет адвокатур и юридических сообществ Европы, одна из крупнейших международных организаций, объединяющая более миллиона юристов, раз в год вручает награду в области прав человека за значительный вклад в отстаивание фундаментальных прав и верховенства права в регионе. И вот когда я находился в сложной ситуации и не понимал, куда двигаться дальше, мне позвонили и сообщили, что я номинант этой награды вместе с Максимом Знаком, Леонидом Судаленко и Лилией Власовой. Оказалось, авторитетные люди в Европе почему-то наблюдали за Беларусью и адвокатами и оценили наш вклад.
Комментарии