В советское время существовал почти точный аналог Ольги Бондаревой. Если ей повсюду грезятся фаллосы и бчб-сердечки, то ее предшественник повсюду видел звезды Давида. Доносчицу читает всего немного более тысячи подписчиков, а Бегуна издавали многотысячными тиражами. Борец с «сионизмом», как утверждают его сторонники, был убит своими идеологическими оппонентами.
Владимир Бегун родился 1 января 1929 года в деревне Саки Молодечненского района в крестьянской семье. Мать и две его сестры были расстреляны нацистами во время войны. Сам Бегун присоединился к партизанскому движению против оккупантов.
После войны окончил Минскую высшую партийную школу, которая, как можно понять из названия, готовила будущих партийных работников. Работал в редакциях районных и областных газет, «Советской Белоруссии», «Голасе Радзімы», а также на Белорусском радио.
Владимир Бегун активно включился в работу по вскрытию в печати и в научных работах «пятой колонны» и «агентов влияния» из числа сионистов и клерикалов. Первое издание Бегуна «Сионизм и иудаизм: (материал в помощь лектору)» вышло в 1972 году относительно небольшим тиражом — пропагандистское общество «Знание» издало всего 1000 экземпляров. В книге он отождествлял еврейскую религию с враждебным сионизмом.
Антисемитизм в советском государстве разгорелся задолго до Бегуна, в одно время со сталинскими репрессиями в конце 1930-х годов. В антисемитскую превратилась и кампания по «борьбе с космополитизмом», начатая сразу после войны, в которой погибли миллионы евреев. Активисты ряда национальных учреждений были казнены. «Дело врачей», начатое в январе 1953 года, по слухам, должно было стать прелюдией к массовой депортации евреев в лагеря, но было прекращено после смерти Сталина.
Вновь волна антисемитизма поднялась в 1967 году после арабо-израильской шестидневной войны, из которой еврейское государство вышло победителем. После разрыва дипломатических отношений с Израилем в СССР набрала мощь мощная кампания по идеологической борьбе с так называемым «сионизмом». На практике она часто переходила в слабо скрытый антисемитизм.
В 1974 году Бегун оседлал эту волну государственного антисемитизма. Тогда в издательстве «Беларусь» была издана книга «Ползучая контрреволюция» тиражом аж 25 000 экземпляров! Предисловие к ней написал партийный историк Алексей Малашко. В книге Бегун продолжает свои тезисы о порочности и расистской сущности еврейской религии и о связи сионизма с иудаизмом, преподносит иудаизм как аморальную и извращенную религию.
Для сравнения, в том же 1974 году тиражом 30 000 экземпляров вышел роман Короткевича «Колосья под серпом твоим» по-русски, то есть с расчетом на аудиторию всего Советского Союза.
Говорят, что деятельность пропагандиста не осталась незамеченной и за границей. Его книгу в следующем году практически полностью перепечатал в своем официальном издании лондонский институт еврейских проблем Всемирного еврейского конгресса. Видимо такая «популярность» стала счастливым билетом для автора.
Бегун превратился чуть ли не в главного советского «антисиониста». Тиражи росли, его книгами были буквально завалены книжные магазины. Так уже в 1977 году тираж его пропагандистской книги «Вторжение без оружия» достиг 150 000 экземпляров. Это больше тиражей тогдашних русскоязычных изданий Ивана Шамякина и Михаила Герчика, чьи произведения в среднем издавались по 100 000 экземпляров. А в последующие годы произведения Бегуна переиздавались.
Если раньше советская пропаганда противопоставляла» «сионистскую» и «клерикальную» культуру евреев на Западе народной социалистической культуре советских евреев, то Бегун пошел дальше — в своей новой книге он заявил, что «идея «еврейской культуры» исходит не от советских евреев, а от иностранных подрывных антикоммунистических центров», то есть полностью отрицал существование какой-либо еврейской культуры.
В 1977 году Владимир Бегун защитил свою кандидатскую работу по любимой теме «Международный сионизм — идейно-политическое оружие антикоммунизма: критика идеологии и методов подрывной деятельности».
С 1979 года он работал в Институте философии и права АН БССР. Стоит отметить, что в 1970-1980-е годы институт был главным генератором антисемитских настроений не только в БССР, но и в СССР в целом. Здесь работала целая плеяда деятелей-«антисионистов», которые на проверку оказывались обычными «жидоедами».
В 1980-е произведения Бегуна продолжали издаваться и переиздаваться, хотя масштаба «бестселлера» 1977 года они не достигали, но все равно выходили впечатляющими тиражами. «Рассказы о «детях вдовы»: [критический анализ франкомасонства]» вышли тиражом 30 000 экземпляров, а последнее издание Бегуна, морализаторская книга для молодежи «Свое и чужое: Очерки» — 45 000 экземпляров.
Содержание было соответствующим. Как и пустые тексты сегодняшней лукашенковской пропаганды, книги были объемным набором клише о враждебном западном мире, частью которого оставались евреи, то есть «сионисты». Эти клише просто из издания в издание переставлялись местами, формируя из текста новый «пример», но не добавляя тексту никакого смысла и тем более научной обоснованности.
Но Бегун был новатором. Он первым из советских авторов выступил с оправданием еврейских погромов. Например, он утверждал, что массовая резня, совершенная Богданом Хмельницким против еврейского населения, была проявлением классовой борьбы украинского крестьянства против засилья евреев-арендаторов. По его мнению погромы — законная реакция на эксплуатацию, и осуждение их — реакционно и является проявлением сионизма.
Болезненно увлеченный своей борьбой с сионизмом, Бегун писал докладные записки в ЦК КПБ. В них, кроме прочего, он обращал внимание на еще дореволюционную решетку минских балконов, где ему виделись знаки звезды Давида. Кстати, эти знаки грезились ему и на некоторых скульптурных изображениях советского времени.
Владимир Бегун входил в самые высокие кабинеты, его задабривали чиновники. Все почти как с Бондаревой, чьи пожелания исполняются по одному сообщению на собственном канале. Ходили слухи, что Бегуна поддерживает сам Машеров, подобные же слухи ходят и про инфоказачку, объясняя ее непотопляемость.
Но это уже было время, когда оппоненты не сидели молча. На Бегуна писали письма в ЦК, разоблачали его ложь в западных изданиях, но он оставался на плаву. Как пишут сторонники Бегуна, его «оппоненты не могли при этом опровергнуть фактологический и текстологический материал книг».
Вредили и более творчески: Яков Басин вспоминает случай, когда ночью молодежь разрисовала свастиками всю дорогу от его квартиры до ближайшей трамвайной остановки.
Новая яркая страница в биографии Бегуна появилась, когда ЮНЕСКО приняла решение объявить 1987 годом Марка Шагала, приурочив его к столетию со дня рождения знаменитого витебского художника.
В Беларуси начали обсуждать создание музея художнику-еврею.
Это обсуждение вызвало резонанс в обществе, что не понравилось партийным деятелям. В Коммунистической партии Беларуси резко раскритиковали «шагаломанию». В партийные и исполнительные органы стали поступать «письма рабочих», несогласных с увековечением памяти и созданием музея Шагала.
Коллега Бегуна по институту Виктор Бовш осудил «крикливую кампанию в связи со 100-летием художника-модерниста Шагала» и выступил против «навязывания советским людям фальшивых авторитетов».
Самого же Бегуна отправили в Витебск. По итогам своей поездки он написал статью под названием «Украденный фонарь гласности», опубликованную в первом номере журнала ЦК Компартии Беларуси «Политический собеседник». В статье с большим партийным пафосом он осуждал «шагаломанию», выявленную в среде витебской интеллигенции, где «светофоры нравственности погасли совсем».
«Мало сказать, что Шагал жил в Витебске, важнее то, что он там делал! А между тем истина такова, что Витебский художественно-практический институт, который он создал и руководил им, имел, согласно докладу рабоче-крестьянской инспекции, исключительно отрицательные стороны… В институте нашли прибежище дезертиры, спекулянты и прочие темные личности, получающие щедрые продовольственные пайки…»
К сонму «антисионистов»-борцов с «шагаломанией» примкнули художник Михаил Савицкий, театровед Владимир Нефед, а также уже упомянутый партийный историк Алексей Малашко. Создание музея Шагала стало возможным только в 1991 году, после уничтожения партийной системы.
Алесь Адамович тогда назвал Бегуна в перечне людей, возводящих «барьер против перестройки». Под конец советского режима деятельность «антисионистов» стало возможным открыто разоблачать и критиковать.
Так, в 1987 году во всесоюзной газете «Советская культура» появилась статья «О подлинных ценностях и мнимых врагах» журналиста Андрея Черкизова (настоящая фамилия Семенов), в которой были названы создатели версии о существовании «сионистско-масонского заговора в стране». Среди них был и Владимир Бегун.
Статьи и книги этих авторов Черкизов охарактеризовал как «антинаучные и по сути дезориентирующие читателя». Также журналист указал на связь этих авторов с антисемитским обществом «Память», чьими главными лекторами они были.
В ответ Бегун и его оскорбленные сотоварищи подали в суд на газету и Черкизова. 5 октября 1987 г. на судебном слушании дела было зачитано экспертное заключение Института США и Канады АН СССР.
В заключении помимо других доводов отмечалось, что в семи случаях Бегун позаимствовал текст из «Mein Kampf» Адольфа Гитлера, заменив слово «еврейский» на слово «сионистский». Черкизов вышел из суда победителем.
Видимо, эти события «перестройки» окончательно пошатнули здоровье борца с сионизмом. Владимир Бегун умер 19 июня 1989 года от инфаркта миокарда на 61-м году жизни. Немногие поклонники автора считают эту смерть «внезапной и таинственной».
Его соратник Александр Романенко вообще заявил, что Бегун «был убит опасным сионистским оружием… оружием политического террора, рассчитанного именно на убийство инфарктом миокарда. Это — особое оружие убийства. Убийцы формально-бюрократически-юридически ловко уклоняются от ответственности за убийство и именно в этом — особая опасность чудовищного преступления».
Как говорят злые языки, перед смертью Бегун попал в больницу, где узнал, что по субботам процедур не делают: «Ничего себе, и тут шаббат!»
В новой Беларуси писанина Бегуна осталась востребованной только в узких маргинальных кругах. Его имя превратилось в персонажа анекдотов, а сам он забыт. Можно предположить, что такая же судьба ждет и Бондареву, которая однажды погорит на собственной борьбе со всем белорусским, а после исчезнет со страниц печати, хотя сегодня ее личность выглядит непоколебимой и неприкосновенной.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ
Комментарии
Горда рэе змагар пархаты...
- Армяне - умные люди. Ведь там нет ни одного еврея.