«США должны отказаться от смены режима в Беларуси». Американский эксперт — о «мягкой перезагрузке» отношений с Беларусью

— В этом году на сайте Института Куинси вышла ваша статья «Пересматривая американско-белорусские отношения». Если я правильно понимаю, вы призываете к так называемой «мягкой перезагрузке» отношений между США и Беларусью. Конечно, сложно пересказать основательную статью в нескольких абзацах, но могли бы вы сказать, какие основные шаги вы видите в такой перезагрузке и почему она необходима?

— Безусловно. Наш отправной пункт заключается в размышлениях о том, как развивать наши отношения с Беларусью, о двусторонних отношениях США и Беларуси, а также о том, как Запад взаимодействует с Беларусью. Под Западом я, в частности, имею в виду Европейский союз и НАТО.

Мы должны сказать: посмотрите, то, что мы делали за последние три-четыре года после протестов против Лукашенко летом 2020 года, явно не сработало. Это не принесло желаемого эффекта. Это не заставило правительство Лукашенко изменить свое поведение. И это не сделало правительство Лукашенко более уступчивым по отношению к условиям Запада в плане демократизации, либерализации, освобождения политических заключенных.

Ничего из этого на самом деле не произошло в результате кампании максимального давления со стороны Запада с целью дипломатической изоляции Лукашенко, усиления проблем его правительства через санкции и различные политические ограничения.

Поэтому возникает вопрос: как же нам двигаться вперед с новым взглядом на эту проблему? Как найти более разумный способ достичь целей Запада и США в регионе?

И я думаю, что у нас есть много причин, много стимулов задуматься о том, как мы взаимодействуем с Беларусью. Беларусь — одна из крупнейших стран Восточной Европы. Это близкий партнер России в сфере безопасности, что создает ряд проблем, но также открывает интересные возможности, которые мы можем обсудить немного позже.

Беларусь — ключевой элемент любого, упаси Господь, регионального противостояния между НАТО и Россией. Беларусь играла бы географически и геополитически очень большую роль в любом варианте прямого военного противостояния между Россией и НАТО. Все это причины, по которым мы должны думать более серьезно и детально о том, как мы занимаемся Беларусью.

Цель этой статьи, которую я написал для Института Куинси, заключалась в том, чтобы попытаться прийти к новой и лучшей модели взаимодействия между Беларусью и Западом. Мои рецепты довольно амбициозны, но в то же время, думаю, и очень прагматичны. Я предлагаю отказаться от политики максимального давления и максимальной изоляции, которая явно оказалась провальной. Это не сработало, не дало желаемых результатов.

Таким образом, вместо того чтобы продолжать это делать, давайте подумаем о формате мягкой перезагрузки — политической, дипломатической и, особенно с точки зрения Беларуси, экономической перезагрузки. Я думаю, что стимулы со стороны белорусов есть. Стимулы есть и со стороны Соединенных Штатов.

Я не предлагаю ничего нового. Президент Лукашенко много лет проводил так называемую многовекторную внешнюю политику. И цель этой политики заключалась именно в том, чтобы балансировать между Россией и Западом, чтобы получить максимальную выгоду и лучшие условия с обоих направлений.

И я думаю, мы можем изучить способы, которыми эту многовекторную политику можно использовать в интересах Европейского союза и Запада, заставив Лукашенко смягчить некоторые нарушения прав человека. И чтобы помешать развитию белорусско-российских отношений, нам следует дать Лукашенко гарантии, что наша цель — не подтолкнуть к смене режима в Беларуси, поскольку это опасно и нет четкого рецепта, как это сделать.

Таким образом, я утверждаю в статье, что мы должны однозначно отказаться от смены режима в Беларуси как своей политической цели. И мы можем предложить Лукашенко различные экономические стимулы, которые его очень заинтересуют.

Мы можем ослабить визовый режим между Беларусью и Европой. Мы можем содействовать всем видам студенческих поездок между Беларусью и Европой. Можно говорить об открытии торговли. Можно говорить о западных инвестициях, поскольку, кстати, в последние годы Китай все больше инвестирует в Беларусь. И, создав внутри Беларуси пространство для западных экономических игроков, мы можем фактически противостоять расширению китайского влияния в Беларуси способами, которые, я думаю, были бы очень интересны для США, особенно при администрации Трампа.

Так что я вижу много возможностей. Не для того чтобы стать друзьями — Беларусь очень далека от присоединения к Европейскому союзу и тем более к НАТО. Но для какой-то мягкой разумной перезагрузки, если мы отказываемся от нашей политики максимального давления и максимальной изоляции в обмен на определенные уступки со стороны режима Лукашенко.

Вопрос еще в том, насколько это зависит от завершения войны в Украине? Я думаю, в значительной степени. Тем не менее, я считаю, что есть некоторые вещи, которые мы можем сделать прямо сейчас, чтобы если не улучшить наши отношения с Беларусью, то хотя бы предотвратить ухудшение ситуации.

— Вы сказали об уступках со стороны режима Лукашенко. Какие первые шаги вы ожидаете от режима Лукашенко в этой гипотетической перезагрузке?

— В последние годы Лукашенко проводил политику использования миграции с Ближнего Востока как оружия против соседей Беларуси, особенно против Польши и Литвы. Люди прилетают из Ближнего Востока в минский аэропорт, а затем их перевозят к границе с Польшей и Литвой, и этих людей поощряют нелегально пересекать границу в эти две страны.

Это создает большие проблемы. Это создает ужасную, чудовищную ситуацию с правами человека, которой, я думаю, все мы хотели бы избежать. Поэтому любая перезагрузка будет зависеть от того, прекратит ли Лукашенко такую «гибридную войну» против Европы в смысле использования мигрантов как оружия. Это один пример.

Еще один пример: мы знаем, что Беларусь позволила наемникам из печально известной российской группы Вагнера создать базу на белорусской территории. Таким образом, мы бы сказали Лукашенко: если вы хотите улучшить отношения с Западом, вы не можете продолжать таким образом сотрудничать с российскими военизированными группировками наемников. И вы должны взять на себя обязательства никогда не допускать, чтобы Беларусь использовалась в качестве площадки для нападений — ни формальных военных, ни гибридных — на территорию НАТО и Европейского союза.

Так что я, конечно, не предлагаю пряник без кнута. Думаю, нам нужен и пряник, и кнут. Мы должны обусловить любую нормализацию конкретными вещами, которые Беларусь должна сделать в интересах стабильности и мира в Восточной Европе.

— Вы сказали о гипотетических обязательствах, что территория Беларуси не будет использоваться для нападения на соседей из НАТО. Но у Лукашенко есть собственные причины не нападать, если он действительно контролирует территорию Беларуси и такие решения. А если он полностью зависит от Путина, чтобы остаться у власти, в чем тогда смысл обязательств с его стороны? По вашему мнению, сохраняет ли Лукашенко контроль, или его власть полностью зависит от российской поддержки?

— Это очень хороший вопрос. Сложно полностью измерить уровень российского влияния в Беларуси. Безусловно, влияние Путина на Лукашенко выросло в геометрической прогрессии после 2020 года и после 2022 года, когда мы усилили режим санкций в отношении Беларуси и перешли к формату, называемому зеркальными санкциями.

Идея зеркальных санкций заключается в том, что если мы вводим санкции против России, нужно также вводить против Беларуси пропорциональные санкции. И эта политика сблизила Лукашенко и Путина.

Это привело Россию и Беларусь к очень тесному военному сотрудничеству. Я не думаю, что его можно разорвать или остановить внезапно. Такие попытки не могут и не должны быть нашей целью. Но мы должны дать Лукашенко веские основания, четкие политические стимулы, чтобы отойти от полной зависимости от России как политического, экономического партнера и партнера в сфере безопасности.

И я думаю, что Лукашенко явно хочет проводить такую политику, потому что на протяжении многих десятилетий он пытался балансировать между Россией и Западом, используя эту многовекторную внешнюю политику. Думаю, мы можем изучить пути к восстановлению некоторых аспектов многовекторной внешней политики. И вы правы, это будет практиковаться методом проб и ошибок. Безусловно, у России есть в Беларуси несколько баз. Сейчас Россия разместила на территории Беларуси ядерное оружие. Есть очень тесное партнерство в области обороны.

Так вот мое предложение: вместо того чтобы исходить из оборонного аспекта, давайте начнем с экономического, поскольку Беларусь явно заинтересована в улучшении коммерческих связей с Европой. Беларусь также хочет, чтобы её граждане могли свободно ездить в Европу и работать там. Это уступки, которые стоят нам очень мало, но были бы крайне привлекательны для Лукашенко.

Такие виды сотрудничества — это то, на что Путин не сможет наложить вето. Ведь как Путин может сказать Лукашенко не вести дела с Европой, не иметь никаких торговых связей с Западом? Он просто не может этого сказать.

Таким образом, если мы попробуем этот вид мягкой перезагрузки, мы не то чтобы будем «вбивать клин» — это слишком сильное выражение — но создадим скрытое напряжение между властями Беларуси и России. И я думаю, что это соответствует интересам Беларуси, а также интересам Запада.

Поэтому я выступаю за постепенный и осторожный подход, который предусматривает создание конкретных стимулов для Лукашенко в обмен на определённые уступки на пути к более широкой нормализации. Такая нормализация, на мой взгляд, может произойти после завершения войны в Украине.

— Введение санкций против Беларуси после полномасштабного вторжения России в Украину частично объяснялось тем, что если вы экспортируете какую-либо технологию в Беларусь, это означает, что она может быть легко реэкспортирована для поддержки военных усилий России. А если вы импортируете что-то из Беларуси, то это фактически импорт из единого экономического пространства с Россией. Как вы думаете, есть ли ошибка в таких рассуждениях?

— Конечно, я не выступаю за экспорт в Беларусь товаров двойного назначения. Я не поддерживаю экспорт высококачественных полупроводников, которые можно использовать для производства ракет, мои предложения куда более скромны.

Я говорю: давайте хотя бы на базовом уровне нормализуем торговые и коммерческие отношения. Давайте начнем определенные виды западных инвестиций в Беларусь. Если, например, Marriott или Hilton захотят открыть отель в Минске, я не вижу причин, почему это может принести пользу российским военным усилиям. Я думаю, что это было бы хорошо для белорусской экономики, полезно с точки зрения западных инвестиций. Мы могли бы ограничить или хотя бы смягчить стремительное экономическое влияние Китая на Беларусь.

Поэтому я больше сосредоточен на гуманитарном и коммерческом сотрудничестве, которое не связано с экспортом военных компонентов. Безусловно, я считаю, что такой подход был бы правильным курсом для Запада.

— Вы упомянули в своей статье, что США сотрудничают с некоторыми режимами, где ситуация с правами человека очень плоха, например с Саудовской Аравией или Катаром. Сейчас в Беларуси около 1300 политических заключенных, официально признанных правозащитными организациями; реальное число, вероятно, больше. Считаете ли вы, что вопрос политзаключённых не должен подниматься в новых переговорах с режимом Лукашенко?

— Я рад, что вы упомянули это. Это действительно один из ключевых вопросов напряженности между Беларусью и Западом, и это напряжение нужно обсуждать честно и открыто.

Если посмотреть, исторические свидетельства здесь очевидны. Исторические примеры взаимодействия Запада с Советским Союзом крайне интересны — если вы посмотрите, например, на Хельсинкские соглашения 1970-х годов.

Ричард Никсон объяснил это в своих мемуарах бывшего президента США. Никсон пишет, что периоды либерализации и наибольшего прогресса в области прав человека в Советском Союзе происходили не в периоды наибольшего противостояния между СССР и США, а в периоды сближения.

Таким образом, сближение, утверждал Никсон, может быть инструментом для содействия улучшению прав человека в Советском Союзе. Идея состоит в том, чтобы побуждать своего визави, своего противника, к обсуждению более широкого набора экономических, политических и военных вопросов. И частью этих вопросов становится также тема прав человека. Поэтому, начав диалог, мы можем увидеть значительные улучшения в области прав человека.

В случае с Беларусью, я думаю, это также отражает подход Лукашенко к этим вопросам. Так, в 2016 году произошла мягкая нормализация отношений Беларуси с Европейским союзом. В результате этой нормализации Лукашенко освободил десятки политзаключённых.

Совсем недавно мы наблюдали подобную тенденцию даже после начала войны, когда Лукашенко получил определённые стимулы или почувствовал возможность для более продуктивных отношений между Беларусью и США. В последнее время Лукашенко также освободил несколько политзаключённых — я думаю, пять или восемь.

— Их было освобождено больше, но правозащитники сообщают, что в то же время, как людей освобождали, было арестовано значительно больше белорусов. Недавно были освобождены более 30 человек, но арестовано многие десятки.

— Это постоянный вопрос, который нужно обсуждать с нашими белорусскими коллегами. Но сложно вести переговоры с белорусскими коллегами, если между нами нет дипломатических отношений.

Когда вы проводите политику полной изоляции, максимального давления, санкций и всего прочего, вы фактически не даёте Лукашенко стимулов пересмотреть ситуацию с правами человека в Беларуси. На самом деле вы создаёте препятствия, сближая Беларусь с Россией и Китаем, что не способствует улучшению ситуации с правами человека.

Я думаю, что это больше вопрос к Европейскому союзу, чем к политике США, если быть абсолютно честным. Но в той мере, в какой у ЕС есть рычаги влияния на Лукашенко, чтобы смягчить нарушения прав человека, это может быть частью более широкого пакета мер, который включает как «пряник», так и «кнут». Потому что если придерживаться только наказания и максимального давления, вы на самом деле не создаёте пространство для улучшений ситуации с правами человека.

— Именно это я и хотел у вас спросить, ведь США никогда не имели широких экономических связей с Беларусью, и Беларусь никогда не была крупным торговым партнёром США. Это больше касается Европейского союза. Как вы считаете, смогут ли США и ЕС проводить общую политику в отношении Беларуси?

— Во-первых, позвольте мне сказать, что я согласен с вами, но с одним важным уточнением. Майк Помпео, бывший госсекретарь США в администрации Трампа, встречался с Лукашенко и предлагал экспортировать энергоресурсы из США в Беларусь. И я думаю, что это был прагматичный, твёрдый, реалистичный и в то же время мудрый шаг, потому что нет причин не поощрять Беларусь к диверсификации портфеля импорта энергоресурсов. И я думаю, что США могли бы сыграть в этом большую роль.

Однако я согласен с вами, что, когда речь идёт о коммерческих и торговых связях, в основном речь идёт о связях Беларуси с Европейским союзом. И я думаю, что США также должны играть здесь свою роль. Мы должны обсуждать с нашими партнёрами в Брюсселе, как могут выглядеть более продуктивные долгосрочные отношения между Беларусью и Западом.

Думаю, мы обязательно должны предложить нашу поддержку — материально-техническую, политическую — чтобы дать зелёный свет улучшению торговых отношений Беларуси с ЕС, при условии, что это будет частью более широкого взаимодействия, в рамках которого мы увидим уступки со стороны Беларуси.

— Сторонники санкций утверждают, что реальные экономические санкции против Беларуси были введены только после полномасштабного российского вторжения в Украину в 2022 году. Мол, долгосрочных экономических санкций против Беларуси никогда не было, и потому рано делать выводы. Что бы вы ответили на этот аргумент?

— Думаю, что после 2020 года мы увидели значительные ограничения, наложенные на Лукашенко. Можно сказать, что эти ограничения не зашли достаточно далеко, и я уверен, что есть много людей, которые будут отстаивать такую позицию.

Но основная проблема в том, что демократизация через изоляцию и давление может работать в отдельных случаях, когда страна, на которую вы оказываете давление, не имеет рычага давления в ответ, не имеет возможности компенсировать ваше давление. Например, Польша после распада Советского Союза. Польша имела ясную главную цель — вступить в Европейский союз, вступить в НАТО и стать частью Запада. Таким образом, это дало Западу мощные рычаги влияния на Польшу в плане навязывания демократизации, либерализации, рыночных реформ, реформ в сфере борьбы с коррупцией, верховенства закона, правосудия и других изменений. Мы могли сказать Польше: «Если вы не сделаете всё это, ваше вступление в ЕС и НАТО окажется под угрозой».

Очень похожая история произошла с другими странами Центральной и Восточной Европы — Чехией, Болгарией, Румынией. Совсем другая ситуация с Беларусью, поскольку Беларусь всегда в большей степени колебалась между Западом и Евразией. Беларусь всегда имела очень сильные исторические и культурные связи с Россией, очень тесные политические отношения с Россией.

В конечном счёте, существует Договор о Союзном государстве 1999 года между Беларусью и Россией, который действительно предусматривает определённую политическую интеграцию между двумя странами. И поэтому, если мы пытаемся наказать Беларусь, изолировать её, эти усилия в конечном итоге дают обратный эффект или не приносят желаемых результатов, потому что Лукашенко может просто обратиться на Восток. Он может обратиться к России или Китаю и компенсировать давление, которое мы пытаемся на него оказать.

Таким образом, подводя итог, мы должны думать о другом подходе к Беларуси, чем просто наказание, изоляция и максимальное давление. Да, я уверен, мы могли бы ввести ещё больше санкций, но это только ускорило бы интеграцию Беларуси и России — политическую интеграцию, экономическую интеграцию, которая, на мой взгляд, принципиально не соответствует интересам Запада.

— В этом году администрация Байдена начала стратегический диалог с демократическими силами Беларуси. Как вы считаете, нужно ли новой администрации США продолжать его или отказаться?

— Я думаю, что Запад должен очень чётко понимать, каковы наши намерения, какова наша фундаментальная цель в этом взаимодействии с белорусской оппозицией в изгнании. Если это попытка привести этих людей к власти в Беларуси в рамках операции по смене режима, то, как я пишу в своём обзоре, мы должны смириться с реальностью, что этого не произойдёт.

Нет никакого способа сделать это приемлемым для Запада путём. При любом сценарии смены режима, если правительство Лукашенко действительно окажется на грани свержения по сценарию в стиле Ливии, практически наверняка, практически гарантированно, россияне вмешаются, вмешаются военным путём и положат этому конец.

И это ставит перед нами тот же вопрос, перед которым мы стоим сейчас в Украине. Хотим ли мы прямо воевать с россиянами? За последние три года мы получили однозначный ответ как из Вашингтона, так и из Брюсселя, и от большинства европейских стран. Нет, Запад не намерен воевать с Россией за Украину.

И если он не хочет воевать с Россией за Украину, то мне действительно трудно представить, как Запад будет воевать с Россией за Беларусь.

При этом я думаю, что взаимодействие с оппозиционерами может быть полезным. И я думаю, что может быть более широкий диалог, если мы приведём таких людей, как Тихановская, к какому-то диалогу с правительством в Минске, и мы поговорим о том, какими могут быть значительные улучшения в области прав человека. Это абсолютно возможно.

Но прежде всего мы сами должны осознать, что целью не может быть смена режима в Беларуси. И это, я думаю, лишило бы россиян мощного рычага влияния, потому что сейчас одним из крупнейших рычагов влияния Путина на Беларусь является тот факт, что Лукашенко воспринимает текущую политику Запада как политику, направленную на смену режима. И поэтому он ищет гарантий, обязательств в сфере безопасности со стороны России.

Таким образом, если мы уберём эту динамику, это действительно может способствовать улучшению прав человека и может стать основой для сближения Беларуси с Западом. Но мы должны пойти на эту уступку. Мы должны наконец отказаться от этой неудачной, недальновидной политики смены режима.

— Можно возразить: что бы США ни делали, Лукашенко всё равно будет чувствовать угрозу со стороны Запада и особенно со стороны США. Как вы считаете, способен ли он ещё вернуться к той многовекторной политике прошлого, о которой вы говорите? Или Россия уже слишком сильно его держит?

— Ну, это вопрос, на который мы не можем найти ответа, пока не начнём пробовать — пока не начнём двигаться в этом направлении. И я действительно думаю, что вижу признаки того, что администрация Трампа вполне способна внести изменения, чтобы восстановить такую ситуацию, продолжив и развив подход администрации Байдена.

Мне трудно представить, что Лукашенко сейчас не заинтересован в более сбалансированном подходе, при котором Беларусь может политически, военно и экономически диверсифицироваться, отдаляясь от полной односторонней зависимости от России. Думаю, что Лукашенко и сейчас к этому стремится.

Он много лет сопротивлялся серьёзной содержательной интеграции между Беларусью и Россией именно потому, что это означало бы полное поглощение Беларуси Россией.

Таким образом, мы не можем знать наверняка, пока не начнём пробовать. Но моё впечатление таково, что Лукашенко всё же открыт для какого-то варианта многовекторной внешней политики. Сегодня это выглядело бы совсем иначе, чем в 2016 году или даже до 2020 года. Но я думаю, что общее всё же есть.

Ещё много плодотворных возможностей, многие из которых мы откроем только после того, как начнём формальный диалог, дипломатический диалог с Беларусью. Но, безусловно, эта полная зависимость от России и в меньшей степени от Китая не соответствует интересам Беларуси, как их видит Лукашенко, потому что Лукашенко хочет сам контролировать ситуацию. Он действительно управляет полуауторитарным режимом. Но его внешняя политика на протяжении последних десятилетий основывалась на поиске баланса между Россией и Западом, на этом «евразийском танце», как мы это называем.

— Почему вы назвали управление Лукашенко полуавторитарным? Значит ли это, что вы также считаете его полудемократическим?

— Ну, вы лучше меня знаете белорусскую политику. Поэтому я не хочу заходить на минное поле. Я знаю, что Лукашенко пользуется определённой поддержкой в сельских районах страны. Оппозиция, как я понимаю, была сосредоточена в Минске. На мой взгляд, говорить, что более 90% или 100% белорусов выступают против Лукашенко, — это было бы явным заблуждением.

Думаю, ситуация гораздо сложнее, когда существует определённая степень — сложно определить точную цифру, — но всё же определённая степень поддержки Лукашенко на низовом уровне. И в Беларуси есть фундаментальное, я бы сказал, искреннее чувство культурно-исторической связи с Россией, которое на протяжении последних десятилетий работало на Лукашенко, поддерживая его правление.

Поэтому я считаю, что Беларусь сильно отличается здесь от Польши или Чехии. Белорусский народ расколот по поводу западной интеграции, интеграции в Европейский союз и, конечно же, в НАТО. Белорусы хотят более тесных связей с Западом в экономическом, коммерческом плане. Но мы должны быть осторожны, чтобы не рассматривать Беларусь как однозначно прозападную страну, находящуюся в заложниках у этого пророссийского лидера.

Думаю, что ситуация в Беларуси намного более деликатная — вот что я пытаюсь сказать. Но, безусловно, репрессии в области прав человека реальны. Злоупотребления реальны, и это то, о чём мы должны говорить. Моя цель в меморандуме по поводу отношений с Беларусью заключается не в том, чтобы замести эти проблемы под ковёр, а в том, чтобы сказать, что мы хотим значительных улучшений в области прав человека в Беларуси.

Способ достичь этого — не продолжать максимальное давление, а придерживаться более мягкого, более тонкого подхода.

— Лукашенко хочет получить место за столом возможных мирных переговоров по урегулированию в Украине. Как вы считаете, есть ли у Запада основания предоставить ему такое место?

— Лукашенко, как вы, наверное, помните, хотел быть частью некого урегулирования. Как только началась война, он пригласил представителей Украины и России в Беларусь для некого диалога. Затем этот диалог переместился в Стамбул и стал называться стамбульским форматом. Лукашенко, я думаю, может сыграть роль неофициального канала связи. Но это сложно сделать в ситуации, когда за последние четыре года мы сделали всё возможное, чтобы изолировать Беларусь.

Таким образом, по вашему вопросу, я думаю, что абсолютно есть пространство — с точки зрения нормализации отношений с Беларусью — для использования Беларуси в качестве канала для передачи определённых идей или предложений Москве. Но это очень сложно сделать, если у вас на самом деле нет формальных полноценных дипломатических отношений между США и Беларусью. И я утверждаю, что мы должны стремиться восстановить дипломатические отношения как можно скорее.

Мы не должны делать это бесплатно. Мы не должны делать это как уступку — как одностороннюю уступку со стороны Соединённых Штатов. Но, опять же, стоит думать о более широком пакете шагов, который может способствовать значительному улучшению отношений между Беларусью и Западом.

— Вы уже упоминали, что новая администрация Трампа может быть более восприимчивой к вашим идеям. Видите ли вы первые признаки того, что люди, которые будут отвечать за внешнюю политику в новой администрации США, готовы использовать идеи, изложенные в вашей статье?

— Позвольте сформулировать это так. Первая администрация Трампа была во многом более «ястребиной», чем нынешний предложенный кабинет. Государственным секретарём долгое время был Майк Помпео, который был в значительной степени неоконсерватором с очень жёстким подходом к Восточной Европе и России. И если даже Майк Помпео признал, что здесь есть некая возможность развивать многовекторную внешнюю политику и повернуть её в пользу Америки, если даже Майк Помпео думал в этом направлении, то это даёт мне серьёзные основания предполагать, что, например, госсекретарь Марко Рубио был бы ещё более склонен к поддержке многих из этих идей.

Таким образом, в той степени, в которой первая администрация Трампа действительно видела здесь возможность ограничить влияние России и Китая, а также возможность стратегически закрепиться в Восточной Европе через Беларусь, у меня есть все основания предполагать, что вторая администрация Трампа будет ещё более заинтересована в этих идеях и будет проводить их ещё энергичнее. И я надеюсь, что они это сделают.

Институт ответственного государственного управления Куинси — неправительственный американский аналитический центр, основанный в 2019 году и расположенный в Вашингтоне. Назван в честь бывшего президента США Джона Куинси Адамса. Институт придерживается позиций политического реализма и сдержанности во внешней политике.

• 10
• 26
• 2
• 18
• 1
• 2
• 5
• 0