Словарь сквернословия. Белорусский язык, который шокирует и оскорбляет
«Наша Ніва» расспросила составителя словаря нецензурных слов Владислава Горбацкого о том, как ругались белорусы. Многие слова, которые мы считаем русскими или польскими, в нашем языке еще со старобелорусского периода.
«Скаромная мова. Слоўнік нецэнзурнай лексікі і ейных адпаведнікаў у беларускай мове» выйдет из печати в следующем году в лондонском издательстве «Скарына».
«Наша Ніва»: При каких обстоятельствах вообще возникла идея такого словаря, когда началась сознательная работа над ним?
Владислав Горбацкий: Материал для словаря собирался и накапливался издавна: с тех пор, как я начал свои этнологические экспедиции в 2002 году во время обучения в аспирантуре в Институте этнографии и фольклора Академии наук.
Первоначально это были этнологически-языковедческие экспедиции по Витебщине в места проживания старообрядцев. Я записывал в тетради и на ленту многих респондентов и всякий раз кое-где фиксировались интересные выражения, в том числе словечки, которых часто нет в словарях — «внесловарная лексика». Постепенно круг респондентов расширялся и я, чтобы усилить сравнительную перспективу исследования, начал записывать не только старообрядцев, но и других белорусов. Но в тот момент я еще не думал о словаре нецензурной лексики.
Два момента позже повлияли на меня, когда я задумался всерьез над этой темой: с одной стороны, моя деревенская бабушка, которая разговаривала на прекрасном витебско-оршанском диалекте и вставляла нецензурные слова и сочные выражения. Я их понимал, но часто видел, что они отличались от того, что я слышал в Витебске. И более того, их часто не все понимали: местные белорусы, знакомые, которые приезжали из России. Тогда я задумался: почему так?
А с другой стороны, на меня повлияли витебские старообрядцы, культуру и язык которых я много лет исследовал: во время экспедиций от них я услышал, что белорусы «очень погано» или «безбожно ругаются». В экспедициях не единожды старообрядцы рассказывали мне, что «послать на хер» — это было как шутка, а вот послать по-белорусски «ў шмоню» — это означало вечную обиду и прекращение всех отношений.
И что меня еще больше удивило, старообрядцы часто говорили, что именно белорусы научили их сквернословить. При этом известна совершенно противоположная стереотипная мысль о том, что это россияне научили нас ругаться, а российская ругань — более сильная.
Вот тогда я и захотел разобраться во всем этом научно, поэтому, наверное, я и выбрал социолингвистику, дисциплину, в которой защитил PhD. Позже во время ковида, когда было много времени на подумать и писать, я сел и составил словарь. То есть обработал собственные экспедиционные материалы, обработал многочисленные словари, фольклорные и этнографические сборники и работы. А также включил в работу анализ белорусской художественной литературы (как классической, так и современной). В течение 2020-2021 годов словарь приобрел нынешнюю форму.
«НН»: Нет ли ощущения, что белорусское языкознание до сих пор очень пуританское в этом вопросе? В Беларуси сегодня есть исследователи, которые занимаются этой темой?
ВГ: Да, официальное белорусское языкознание было и остается достаточно пуританским. Но этому есть причины: авторитарные условия, в которых существовало и существует все наше общество, установки морализма, идеализма в советское время, нынешние установки запугивания и отсутствия академических и любых свобод. Все это не способствует академической смелости, поэтому языковеды не занимались определенными темами: может, темы и не были запрещены, но всегда воспринимались как неудобные, проблемные и тому подобное.
Однако даже в неблагоприятных условиях белорусское языкознание сделало и продолжает делать гигантскую работу, создает шедевры: например, 37 томов «Гістарычнага слоўніка беларускай мовы»! Кстати, материалы этого словаря и другие источники также были обработаны мною, в словаре зафиксирована в том числе оскорбительная лексика, свойственная старобелорусскому языку (блядзінства, блядзі сын, курвінага ложа сын и т.п.).
Что касается изучения собственно нецензурной лексики, то да, здесь наблюдается определенный пуританизм, морализаторство. Специальных исследований в этом направлении не ведется, насколько мне известно, словаря нецензурной лексики пока нет.
Но в начале 21 века. белорусские лексикографы шли в смелом направлении: например, в известные «Слоўнік новых слоў беларускай мовы» и «Слоўнік новых запазычаных слоў беларускай мовы» только вследствие запрета и морализаторства не вошли хотя бы минимально нецензурные слова. Но вошли арготизмы, эвфемизмы, просторечия, что свидетельствует об одном: в ящиках наших языковедов скрывается интересный материал для будущих исследований.
Интересно отметить, что в современной Беларуси первым специалистом в нецензурном языке можно считать Рыгора Бородулина с его неповторимым «Вушацкім словазборам» (2013).
А еще справедливости ради стоит все же вспомнить одного гениального подзабытого белорусского лексикографа, который является для меня главным ориентиром и источником вдохновения — Язеп Тихинский (1842-1922?). В его до сих пор не изданном Белорусско-польско-российском словаре (1870-1906) представлены многочисленные вульгаризмы, оскорбительная лексика, многочисленные синонимы к словам «дупа», «курва», «курвель» и т.п.
И как раз благодаря тому, что словарь сохраняется в рукописном варианте, он донес до нас аутентичные нецензурные слова, которые не были удалены, цензурированы во время редактирования.
Конечно, исследователям белорусской диаспоры было гораздо проще и легче: ведь первая небольшая попытка издать словарик нецензурной лексики датируется 1983 годом, когда Янка Золак, белорусский поэт в эмиграции в США, издал «Слoўнічак пазаслoўнікавых слoў».
Еще ранее в 1966 году белорусский этнограф Адам Варлыга (Язеп Гладкий) издал в США сборник «Прыказкі Лагойшчыны», а в 1972-м — дополнение к нему. Известно, что было еще третье дополнение «Прыказкі, што не трапілі ў зборнік прыказак Лагойшчыны», в которых автор как раз собрал сквернословия. Однако определенная застенчивость сдержала автора, и он не издал тогда третье дополнение.
Как видим, ситуация существенно не изменилась — самый полный словарь нецензурной лексики выходит опять же не на родине, а в Лондоне.
«НН»: Вы говорили, что часть лексики собрали в экспедициях по Витебщине и Минску в 2002—2019 годах. А как выглядел процесс «выбивания» аутентичной нецензурщины из местных жителей?
ВГ: Да, значительная часть лексики была собрана в экспедициях по Витебщине, включая Витебск, и Минску с 2002 по 2019 годы. Сбор материала или «выбивание» аутентичной нецензурщины происходил следующим образом: во-первых, благодаря классическому первичному методу любого социолингвиста и этнолога — наблюдению и слушанию. Я слушал, наблюдал и уже на этой стадии без активного включения в контакт собирался материал.
Так, например, в Витебске, Полоцке и возле Орши я зафиксировал следующие вульгаризмы и сексуализмы: «падрэз» (пьянка, гулянка, оргия), «качалка» (проститутка), «прасушка» (манера сидения многих мужчин в публичном месте, особенно в транспорте — «кавёлы раскярэчыўшы») и т.д.
Во-вторых, погружение, включение в сердцевину, то есть живой контакт: пребывание с респондентами определенное длительное время, регулярное контактирование, переписка с ними, частое возвращение в ту же самую местность, когда меня начали воспринимать не как чужака, а как кого-то знакомого, близкого. И вот тогда люди больше не аккуратничают, не деликатничают, а ведут себя естественно. Поэтому натуральным образом иногда всплывает нецензурщина и ее аналоги.
Так я собрал богатый материал, а также проверил и актуализировал старую лексику, которая часто была известна лишь по словарям и книгам, а во время экспедиций ее обиход был подтвержден: капэрус, трахамуддзе, блядэра и многие другие.
В-третьих, целенаправленная беседа путем интервью на тему ругательств. Это единственный подход, когда я умышленно прошу респондента поговорить о нецензурных словах.
В целом же во время полевых исследований были задействованы в разной мере все три этих подхода. И интересный момент: за полевой материал, который я собрал, в 90-95% я благодарен прежде всего женщинам, которые легче мужчин шли на контакт и смело делились непристойными словами.
«НН»: А какие границы в отборе слов, где проходит та граница между цензурной и нецензурной лексикой? Недавно к своему удивлению в академическом словаре не отыскал слово «жид». Такая цензура научного издания очень удивляет.
ВГ: Действительно, в современном белорусском контексте (отмечу, под влиянием русификации) сложилась странная ситуация: в одном языковом стандарте определенное слово является литературным, а в другом языковом стандарте почти обсценным, нецензурным. Слово «жыд» — литературное в тарашкевице и полностью маргинализированное, сдвинутое в измерение оскорбительного в официальном белорусском языке. К большому сожалению, фактор русского языка до сих пор всплывает и навязывает свои правила, традиции.
Но что касается границы между нецензурным и цензурным слоем лексики, то следует учитывать вот что: если слово шокирует, публично оскорбляет и открыто возмущает, то оно является нецензурным. Например: нецензурные слова «манда», «шмоня» шокируют и возмущают подавляющее большинство людей. Но эти обсценизмы имеют более и менее культурные, цензурные варианты: литературные (похва, жаночыя геніталіі), просторечно-вульгарные (пінда, падпуззе, секіль), эвфемизмы (клубок (нітак)).
Все цензурные варианты допустимы и никого не оскорбляют и не возмущают. Поэтому следует добавить, что граница между ненормативной или нецензурной лексикой и нормативными словами лежит не в самом языке, а в различных ситуационных социальных контекстах: в узком кругу друзей нецензурные слова воспринимаются иначе, чем в публичной сфере, где они могут шокировать, обидеть и возмутить.
«НН»: В словарь вошли только однозначно белорусские слова, или для исконного «х**» тоже нашлось место?
ВГ: В словарь попали все известные основные белорусские обсценизмы, присущие современному белорусскому языку и даже белорусскому языку 19 в. (благодаря реконструкции на основе анализа словаря Я. Тихинского и большого объема этнографического материала). Значительное место в словаре занимают диалектные варианты нецензурных слов и вульгаризмов, в достаточной мере дополняющие общую картину.
Важно подчеркнуть, что исконные «х**», «манда», «курва» — это тоже исконные белорусские сквернословия. Я бы так легко не отдавал эти слова соседям на Запад и Восток. Упомянутые обсценизмы известны с давнего времени, фиксируются в языке в старобелорусский период.
Ко всему, слова «х**», «манда», «п***а» — не российского происхождения, как часто рисует стереотип, а присущи почти всем славянским языкам с явно индоевропейской этимологией.
Обсценизм «курва» также известен в старобелорусском языке, является историческим белорусским словом и распространенным современным сквернословием.
Поэтому эти слова, которые мы часто ошибочно считаем заимствованиями, являются нашим наследием наряду с такими отчетливо белорусскими обсценизмами и вульгаризмами, как «шмоня», «шманнё», «трахамуддзе» и т.п.
«НН»: В словарь попал и белорусский сексуальный сленг, что он описывает и насколько глубоко?
ВГ: Сексуальный сленг описывает как сексуальный акт (шлых, папіханне, язда), органы тела (шмоня, пятля, гык, струк), а также анально-экскремальные явления (абасраны, каб ты ўсраўся!), так и демонстрирует шире сексуальный богатый, разнообразный и не всегда гетеросексуальный опыт белорусов.
Кстати, Рыгор Бородулин («Дуліна ад Барадуліна») и Янка Золак («Слoўнічак пазаслoўнікавых слoваў») в своих текстах, благодаря употребленным вульгаризмам и сексуализмам превосходно описали (и, кажется, лучше ученых) богатое сексуальное наследие и сексуальный опыт белорусов («Кожнае дыханне любіць папіханне», «Пайшоў бы ў мніхі, дык яйцы ліхі», «Да работанькі — анінютанькі, а да ябатанькі — ах, мае матанькі»). Понятно, что этот опыт меняется: современный сексуальный сленг, тем более, местных жителей, часто имеет сильное влияние русского и английского языков.
А вот раньше, как демонстрируют работы этнографов, фольклористов, а также мои собственные экспедиции по деревням Витебщины, он был более белорусоцентричным, так сказать. Вообще нам много помогли этнографы и фольклористы, которые раньше и быстрее языковедов описали местную нецензурщину, в частности эротически-сексуальный сленг. И зачастую как раз не в простых и брутальных сексуализмах передавался сексуальный опыт белорусов, а в эротизированных эвфемизмах, собранных этнографами («Ой ты, мая Домна, Прыйдзі ка мне цёмна. Твая ступа, мой таўкач — Будзем крупы абтаўкаць», «Ай, такую яго маць, Гэнага Міколку, Я хацела яму даць, А ў яго з іголку», «Па хмызняку цягацца» и т.д.).
Как в исторической, так и актуальной перспективе нецензурная, в том числе сексуальная лексика описывает не только гетеросексуальные, но и гомосексуальные и другие практики и явления: дупу драць (заниматься анальным сексом), дзюрасмок (тот, кто занимается оральным сексом в публичных туалетах), церці мужыкоў/хлопцаў (шлыхаць, иметь сексуальными партнерами мужчин). То есть в белорусском вульгарном языке фиксируется разнообразие сексуальных желаний и практик.
А еще следует отметить, что в словарях фиксируются, а в ходе экспедиций актуализируются различные слова и выражения для определения лиц, которые совершенно не вписываются в гетероцентрический мир: пахлапень, баба-гой, амазонка (о мужеподобной женщине), ко всему баба-гой часто означает то, что описывается английским стереотипизированным словом butch, то есть мужеподобная лесбиянка; курай, паўкурак, дзявун (о гермафродите); дзяўчур (феминный парень) и т.д.
«НН»: Что из того, что могло бы попасть в ваш словарь, туда не попало?
ВГ: В словарь намеренно не были включены многие трасянковые вульгаризмы, так как я систематически не собирал их, да и потому, что очень часто они являются простой калькой из русского языка.
Конечно, словарь не претендует на то, чтобы охватывать все существующие обсценизмы белорусского языка, нет. Но была проведена очень скрупулезная работа по сбору подобной лексики, поэтому, повторюсь, основной и самый презентативный лексический материал в словарь вошел.
Но знаю, не все вульгаризмы-регионализмы собраны в словаре ввиду их исключительно устного обихода. Часто слова существуют исключительно в устном обиходе, а потому они часто не зафиксированы. Поэтому охотно продолжу работу по сбору обсценизмов и вульгаризмов без прописки, чтобы паспортизировать их и включить в будущие переиздания.
«НН»: Сколько в итоге словарных статей получилось?
ВГ: В словарь вошло около 3000 слов и устойчивых выражений. Кроме этого предоставляются их стилистические характеристики и фиксируются случаи нестандартного применения. Как следует из названия, в словарь входят как сами нецензурные или обсценные слова-выражения, так и их аналоги: вульгаризмы, сексуализмы, эвфемизмы, эротическая лексика, сексуальный сленг и т.п.
Важно подать их все вместе, цельно, так как зачастую они понимаются лучше как раз в связке. Нецензурные единицы вместе с эвфемистическими и другими соответствиями создают своеобразное смысловое языковое гнездо: например, рядом с обсценными капэрус, пі***ец подаются переносные, эвфемистические аналоги капут, гамон, капец, юк и т.п.
«НН»: Как думаете, где и кому такой словарь может понадобиться?
ВГ: Хотя это и специализированный словарь, первый достаточно полный словарь нецензурной лексики в белорусском языкознании, он, на самом деле, предназначен не только для языковедов. Этот универсальный словарь будет полезен всем, кто работает со словом: например, переводчикам, чтобы быстрее и естественнее передать колорит современной речевой практики, в частности сквернословие, которое часто встречается как в жизни, так и в языке книжных героев.
Словарь пригодится молодым литераторам, которые пишут по-белорусски и часто, ввиду русификации, просто не знают белорусской непристойной лексики. Их тексты зазвучат естественнее и сильнее.
По моему мнению, словарь имеет шанс стать популярным изданием и привлечь внимание всех интересующихся белорусским языком: и чтобы увидеть, насколько богат и разнообразен язык, и чтобы разбить собственные стереотипы о якобы слабости белорусской ругани, и чтобы просто поднять себе настроение и посмеяться. Уверен, многие прочитают словарь как приключенческий роман.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ
Комментарии
Ад чалавека з Нясьвіскага раёна чуў:
"Сцыкі без пярдыкі, што вясельле без музыкі"
"А хто пасцыць і не перне, хай таго зямля заверне" (магчыма"... зямлёй заверне")
Пажылы мужчына з вёскі Еськавічы, здэцца на захад ад Нясьвіжа культурна пасылаў, замест , "ідзі ты да ё**най матары" казаў: "ідзі ты да Яўгені Маркаўны".
У Асіповіцкім раёне. раён вёсак Навасёлкі, Ліпень чуў хлопец казаў пра кабету з распуснымі паводзінамі: "Сядзіць барышня пад плотам, зашывае п***у дротам".