Все фото: архив Марии Бобович
«Наша Ніва»: Последний раз белорусы слышали о вас в декабре 2020 года, когда прошел суд и вы получили домашнюю химию. Что было потом?
Мария Бобович: После суда я уехала по месту прописки, то есть в Мозырь. Мне сказали, что в течение 10 дней приговор вступает в силу. Но адвокат тем временем написал апелляционную жалобу, а если идет пересмотр дела, то химия еще не начинается.
5 марта 2021 года в Минске рассмотрели мою апелляцию, и понятно, что приговор остался без изменений. Я вернулась в Мозырь, и где-то 16 апреля меня вызвали, чтобы поставить на учет и подготовить все необходимые документы.
На домашней химии у многих разные условия. Не знаю, от чего это зависит — то ли от статьи, то ли от ситуации. Меня попросили ежемесячно приносить график с работы, чтобы в инспекции могли меня через это контролировать, все время, кроме рабочего я должна была находиться дома. Если мои выходные совпадали с буднями, мне давали дополнительно два свободных часа в день, чтобы посетить магазин или сделать что-то личное.
«НН»: Было ли трудно найти работу?
МБ: Да. В Беларуси с этим и так все печально, а когда люди слышат о вещах вроде судимости, у них еще меньше желания с тобой сотрудничать. Мне говорили: мол, мы все понимаем, но просто не хотим проблем. Отвечала им: ну и ладно. Но рада, что в итоге удалось найти работу, потому что постоянно сидеть дома было бы очень тяжело. Хотя это и родные стены, ты все равно будто бы в тюрьме. Ты не знаешь, когда к тебе придут с проверкой.
«НН»: Вас действительно проверяли?
МБ: Да, иногда приходили, хотя и не слишком часто. К тому же, мне нужно было каждый понедельник ездить в инспекцию и отмечаться, в выходные и праздники совсем нельзя было выходить из дома.
Где-то с апреля по конец сентября я была на домашней химии, потом органы начали регистрировать за мной какие-то «нарушения». Это были совсем мелочи: мол, сидела возле подъезда. Однажды была одна дома и мне нужно было срочно выйти в магазин, который был как раз возле моего подъезда. Вышла из дома минуты на три — и получила нарушение.
Три таких нарушения уже означают перевод в колонию. Я подумала — нельзя туда попадать, это потерянное время, и если ты там окажешься, то можешь выйти оттуда не слишком быстро. Если бы меня перевели в колонию, мне надо было бы пробыть там остаток срока, где-то 4,5 месяца, но в колонии могли бы придумать для меня что-то еще, так что я бы не вышла так быстро.
Поэтому решила, что надо уезжать из страны. Мне это предлагали еще в 2020 году, когда меня задерживали и потом отпускали под подписку. Но тогда считала, что до последнего буду в своей стране и сделаю все, что возможно. Теперь же, если бы меня перевели в колонию, я бы уже ничего не сделала полезного, поэтому рационально было уехать.
«НН»: Куда уехали?
МБ: В Украину. Сначала не думала, что надолго здесь останусь, но потом увидела, что здесь тоже есть наши, белорусы, что это хорошая страна. Мне нравится этот народ. До сих пор остаюсь здесь.
Здесь и далее — снимки, сделанные Марией в освобожденных украинских городах
«НН»: Когда приехали в Украину и чем занимались до войны?
МБ: В начале октября 2021 года. Сначала пыталась понять, что здесь и как, жила в доме для белорусов. Пока не началась война, помогала белорусам, участвовала в акциях — всего понемногу. Планировала различные проекты по помощи белорусам, которые пока что на паузе, но в будущем, думаю, мы их реализуем.
«НН»: То есть волонтерство и активизм?
МБ: Да, я и до сих пор в волонтерстве, но сейчас уже в военных условиях.
«НН»: Где были, когда началась война?
МБ: В Киеве, куда и приехала в свое время из Беларуси. Была здесь первые два дня войны, а потом, наверное, немного растерялась, так как не была готова к этому печальному событию. Поехала сначала во Львов, а потом хотела уехать в Польшу, чтобы помогать там беженцам, но не удалось.
Пару недель пробыла во Львове, там вместе с друзьями мы открыли убежище для людей, которые попали под обстрелы или бомбардировки и остались без жилья и вещей. Потом вернулась в Киев, в последнее время здесь более или менее спокойно.
Многие из белорусов, которые остались в Киеве, сейчас помогают Украине. Я, например, посещала города, которые были под оккупацией, и помогала их восстанавливать. Была в Буче, Ирпени, Бородянке, Гостомеле, Ворзеле и в Макарове.
В дальнейшем буду смотреть по тем городам, которые сейчас под оккупацией: если будет нужно, поеду и туда.
«НН»: Чем там занимались?
МБ: Убирали город, помогали восстанавливать инфраструктуру. Работали исключительно в самих городах и очень осторожно, так как там много растяжек и заминированных территорий. Саперы, конечно, работали, но они не могут охватить сразу всю территорию.
«НН»: А зачем вам эта работа? Никогда не приходила мысль, что это, мол, не моя война и что я принесу больше пользы, если буду работать на будущее Беларуси?
МБ: Точно нет. Я уверена, что должна быть здесь, потому что из моей страны и моей территории летят ракеты. И почему я должна куда-то бежать? Сейчас мы помогаем Украине, но очень надеюсь, что потом мы сможем помочь и Беларуси.
Каждый день думаю о своей стране, помочь ей стать свободной — это давно моя главная цель, и это цель многих белорусов, кто остается здесь, в Украине.
Надеюсь, что мы все-таки сделаем последний рывок и наша страна станет свободной, хотя вряд ли это случится очень скоро. К сожалению, свой вклад в это дело я начала приносить только с 2020 года, с 9 августа. Тогда я поняла, что все это нужно было делать и раньше.
«НН»: В каком из освобожденных городов оказались сначала?
МБ: В Ирпени. Поехали туда расчищать город и выполнили свою задачу где-то за неделю. В Ирпени дома еще более или менее в нормальном состоянии, а вот в Буче каждый третий дом или сгорел, или разграблен. Было много мародерства и случаев, когда внешне все дома целы, но внутри пусты. На улицах стояла сожженная техника, но трупы, когда мы приехали, уже убрали. В Буче я видела, как туда-обратно ездили машины с грузом-200.
Я эмоционально стойкий человек, но даже меня то, что я видела, выбивает из колеи, теряется ресурс. Потом пытаешься настроиться и объяснить себе, что все равно надо действовать. Едешь и помогаешь, и это способствует тому, что ты остаешься на плаву.
Еще пытаюсь заниматься ситуацией с нашими белорусскими паспортами, которые были для украинцев словно красные тряпки. Ты едешь волонтерить, на блокпосту тебе говорят: «Предъявите документы!» Показываешь свой паспорт, а тебе заявляют, что никуда не пустят. Тогда начинаю им рассказывать: понимаете, я здесь с октября, помогаю вашей стране, мы уже многое сделали, мы вас очень уважаем и желаем для вас победы.
С течением времени к нашим паспортам стали относиться легче, но все равно очень неприятно, когда тебя куда-то не пускают из-за того, что ты белорус. Поэтому мы сделали официальный запрос,чтобы [украинское] государство попыталось как-то решить вопрос с волонтерством белорусов.
«НН»: Чем вы занимаетесь сейчас?
МБ: Живу в Киеве, продолжаю волонтерить. Иногда решаю организационные вопросы, приобретаю людям продукты.
«НН»: Самый яркий момент из всех ваших поездок по освобожденным городам — это…
МБ: Все поездки по-своему запоминаются. Иногда ты что-то делаешь на территории, а позже узнаешь, что она заминирована. Когда была в Ирпени, ко мне подходили женщины, бабушки с грустными глазами, рассказывали о себе. Кто-то из них остался без дома, у кого-то дом целый, но их ограбили мародеры, и теперь они не знают, что делать.
Помню администрацию Бучи, где регистрировались все люди. Приходишь, а там девушка сидит за компьютером и записывает всех умерших. Смотрю на этот список — а он просто огромный, где-то шесть листов А4. И это только Буча, а она небольшая.
Смотришь на дома, а они расстреляны. Когда мы приехали, все было более или менее расчищено, а я представляю, каким был этот город сразу после освобождения: заезжаешь — и повсюду умершие.
Меня особенно трогают истории о том, как умирают дети, женщины, и что с ними делает «русский мир». Война — это страшно, и очень не хотелось, чтобы кто-то ее видел.
«НН»: Расчистка освобожденного города от мусора — наверное, физически тяжелая работа?
МБ: Смотря что ты делаешь. Если ты расчищаешь улицы, это еще полбеды. Мы ездили в район, где проходили танки и стреляли «Грады». Там деревья срезало, как будто пулей, они все упали, и их надо разбирать, пилить. Да и в городе бывает много всего — иногда нужно и кирпич поносить.
Не сказать, чтобы было очень трудно, но все равно это физический труд. Но для меня это мелочь по сравнению с происходящим в стране.
«НН»: Есть еще несколько вопросов, которые не могу не задать вам как одной из первых белорусских политзаключенных после выборов 2020-го. Сколько времени вы провели в заключении?
МБ: Около двух месяцев.
«НН»: Этот опыт все еще с вами?
МБ: Конечно, думаю, он всегда будет со мной. Теперь, когда я рассказываю о тех событиях или упоминаю их, мне уже легче, иногда что-то могу и вспомнить с улыбкой.
Но и до сих пор для меня это трудно. Я участвую в проекте «Письма в клеточку», всем сердцем и всей душой я там, со всеми политзаключенными. Слежу за новостями, и мне очень грустно, что репрессии не прекращаются.
Наших политзаключенных не отпускают, и ты не знаешь, что с этим делать. Но всегда, когда я не знаю, что делать, я для начала сажусь и пишу письмо [политзаключенному], очень много их написала. В том числе и Максиму Павлющику, с которым вместе меня осудили, так понимаю, что он должен уже скоро выйти.
«Наша Нiва» — источник качественной информации и бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ «НН»Читайте также:
«Меня не сдал даже местный священник Московского патриархата». Капеллан-белорус Евгений Орда рассказал, как пережил российский плен
